Коляня, тогда поулыбался восторженности приятеля, но согласился. Делать все одно было нечего.
… То дежурство началось круто.
— «Астра-30», «Астра-30», на Колымской в подвале семнадцатого дома девушка без сознания. Позвонивший сообщил, что рядом с ней шприц.
— Вас поняли, — Ольга Николаевна, так звали фельдшера, еще раз повторила адрес, и машина скорой сорвалась с места.
Света в подвале нет, фонаря у медиков тоже, и Коляня, подсвечивая себе зажигалкой, первым осторожно спустился по захламленным ступенькам.
Огонек выхватил лежащее на левом боку тело. Прямо под головой у девушки квадратная дыра, в которой чудилось какое-то движение. Кошки? Или это крысы почувствовали поживу?
Профессиональным движением врач повернул голову девушки, нашел слабый пульс.
Жива!
С носилками было не протиснуться. Коляня осторожно поднял девушку на руки и понес к свету. Идти ему было совсем не трудно. Взрослая девушка весила не больше, чем семилетний ребенок. Наркоманы, как правило, не едят.
В салоне скорой она пришла в себя.
— Как тебя зовут?
— Наташа. — Голос, как у дитя, совсем не слышен.
— А фамилия?
— Синявская.
— Живешь где?
— Нигде. Жила здесь… шестидесятая квартира.
— Лет тебе сколько?
— Тридцать.
— Да не может быть!
— Двадцать два.
— Это уже ближе к истине.
В приоткрытую, чтобы был приток свежего воздуха, дверь машины заглядывали мальчишки. Верховодил ими рослый парень с большим шрамом на шее.
— Вам здесь что, спектакль? — прикрикнул на них Коляня.
— Она здесь жила, с родителями, — пояснил парень. — А потом предки уехали, и она квартиру либо продала, либо сдала, а сама бичует. Наркоманка.
В его голосе не было ни сожаления, ни презрения. Ни вообще какого-то чувства. Просто факт.
Наркоманка.
Наташа закатала рукава…
— А руки-то показываешь с какой целью? Что ты такая хорошая и что у тебя следов от уколов нет? Не надо отмалчиваться, говори. Что пила?
— Тазепам.
— Сколько?
— Упаковку.
— А еще? Не могло тебя так с тазепама развезти.
Выяснилось, что кроме тазепама пробовала она и всякую другую дрянь, да вдобавок все запивала водкой.
— Родители где?
— Уехали… в Израиль.
— А тебя что же оставили?
— Не оставили, я должна была лететь в Москву, — и тут Наташа горько-горько, как будто только осознав, что с ней происходит, заплакала.
Ее отвезли в больницу.
— Что с ней дальше? — спросил тогда Коляня.
— Промоют желудок, окажут необходимую помощь, и до утра она полежит в терапии.
А потом она вновь выйдет на улицы города… куда?
Дня через два, после дежурства, Коляня пришел в больницу. Он сам не понимал — жалость или просто любопытство привело его.
В застиранном казенном халатике, умытая Наташа показалась ему совсем девчонкой.
— Ты кто? — не узнала она его.
— Человек… — растерянно ответил Коляня.
Так вот и познакомились. Наташу из больницы направили в наркодиспансер, Коляня приходил и туда. Он и сам не заметил, как его сочувствие переросло в нечто большее. Неглупая красивая девушка, как она влипла в эту болезнь? И главное, можно ли ее спасти?
— Значит, так, — просветила его Ольга Николаевна. — С героином или кокаином в Магадане пока не густо, и наша молодежь в основном нажимает на транквилизаторы. В сочетании с алкоголем. Но все это поставлено на широкую ногу. Если есть деньги — возьмешь все что угодно, вплоть до эфедрина или тарена. Самое безобидное — это когда по всем нашим школам и особенно по дискотекам травку курят. Но с нее-то все и начинается.
— А тарен — это еще что такое?
— Антидоты. В основном на вооружении наших войск, как противоядие от отравляющих веществ.
— Какой же диагноз вы записали… Синявской?
— Политоксикомания. Жалко, совсем еще молодая и довольно симпатичная девчонка.
— А что вы о ней так, будто все кончено.
— Как правило, сгорают они быстро. Особенно в таких обстоятельствах — брошенная. А болезнь у нее не запущенная, глюки еще не ловит. Был бы рядом с ней человек, родная душа, все еще можно поправить.
Родная душа… Коляня понимал, что это такое.
Когда Наташу выписали, он встретил ее у наркологии. День стоял жаркий, по Речной с шумом и грохотом шли большегрузные автомобили, поднимая облака пыли, и девушка не сразу заметила его.
— Ой, опять ты, — удивилась она. — Это за что ж мне бедной такие почести. Небось и карета подана?
— Подана, — показал Коляня на красный старенький «Москвич», приткнувшийся к обочине. — Не карета, но довезет.