— Восемьсот! — отчётливо произнёс Розен.
Жена Гомберга пошатнулась. Гомберг крепко взял её за руку.
— Тысяча рублей!
— Тысяча пятьсот! Две тысячи! — сказали почти одновременно Стамоглу и Розен.
— Уйдём отсюда, — зашептала жена Гомберга. — Я плохо себя чувствую.
— Отстань! — рявкнул Гомберг и тут же негромко добавил: — Две тысячи шестьсот.
Но в зале было так тихо, что все услышали его.
Две тысячи шестьсот рублей — это огромные деньги.
— Сумасшедший, — сказала жена, — две тысячи шестьсот рублей за какие-то паршивые кандалы!
— Три тысячи! — крикнул Стамоглу.
Аукционист поднял молоток.
— Три тысячи раз. Три тысячи два...
Если он опустит молоток и скажет «три», значит, кандалы купил Стамоглу.
— Три тысячи сто рублей! Я даю три тысячи сто рублей! — закричал Гомберг.
— Раз! — медленно сказал аукционист. — Два! Три!
Удар молотка. Зал зашумел. Стамоглу и Розен стали пробираться к выходу. Гомберг, отдуваясь, подошёл к аукционисту.
— Отдайте мои кандалы, — сказал он.
— Во-первых, это кандалы Котовского, — ответил аукционист, — а во-вторых, платите деньги. Это золотые кандалы.
Гомберг полез в карман и достал кошелёк.
Спустя пять лет командир кавалерийского корпуса Григорий Иванович Котовский шагал по просторному кабинету из угла в угол. Он совещался со своим заместителем. Говорили они о ценах на мясо. С продовольствием в 1923 году на Украине было плохо, поэтому кавалерийский корпус арендовал сахарный завод и построил кожевенный. В лавках корпуса торговали мылом, кожей, мясом и сахаром. Цены в них были ниже, чем у спекулянтов. В то время было много спекулянтов. Спекулянты — это люди, которые перекупают и продают товары втридорога. Выползают они на белый свет там, где каких-нибудь товаров не хватает. А тогда многого ещё не хватало. Спекулянты брали огромные деньги за хлеб, мясо, сахар и мыло. И если раньше Котовский проводил часы над картой, обдумывая план будущей атаки, то теперь ему приходилось часами ломать голову, где выгоднее продать старых лошадей, где раздобыть машины для сахарного завода.
Сейчас разговор шёл о ценах на мясо.
— Что делать б-будем, а? — спросил Котовский. — Спекулянты цены повышают, а м‑мы сидим сложа руки.
— Хорошенькое дело, — пробормотал заместитель, — они торговцы, а мы военные. Мы воевать умеем, а не торговать.
Котовский побагровел.
— В-вороний корм! — крикнул он. — В‑вороний корм! Вот они кто. Фамилии их известны?
— Известны, — отвечал заместитель. — Из местных торговцев самые высокие цены у Пилипенко, а из приезжих — у Гомберга.
— А что это за Гомберг? — спросил Котовский.
— Он приехал из Одессы, — отвечал заместитель.
— А ч-что понесло его в Умань? — спросил Котовский.
— Дело в том, — отвечал заместитель, — что многие спекулянты, которые торговали при белых, убежали из Одессы после её освобождения.
— Л-ладно, — сказал Котовский, — я им покажу! С завтрашнего дня приказываю снижать цены на мясо в лавках корпуса. П‑посмотрим кто кого. Не дам я им крестьян грабить.
Заместитель почесал в затылке.
— Попробуем, — сказал он.
В то утро Гомберг проснулся в отличном настроении. Дела его шли на лад. Два года назад в стране была объявлена новая экономическая политика, которая сокращённо называлась «нэп». Государство, разорённое войной, разрешило частную торговлю.
— Давно пора, — сказал тогда Гомберг.
Ему не хотелось жить в маленьком городишке Умани, куда он переехал к сестре.
Его враги Розен и Стамоглу увязались в Умань за ним. Когда у торговцев дела идут плохо, то они иногда дружат.
С тех пор прошло больше трёх лет, но они до сих пор не поссорились и помогали друг другу держать самые высокие в Умани цены на мясо. Так тоже бывает. Когда дружба приносит деньги, то и торговцы помогают друг другу.
Розен и Стамоглу проснулись в то утро в прекрасном настроении. Накануне они вместе с Гомбергом закупили много мяса. Каждый думал одно и то же: «Вот продам мясо, выручу побольше денег — и в Одессу. В Одессе теперь живётся хорошо. Нэп, конечно, никогда не кончится, а советская власть скоро кончится, и всё будет в порядке».
Первым открыл лавку Стамоглу. Он снял замок, отодвинул засов, распахнул ставни, но в эту минуту кто-то дёрнул его сзади за штаны. Стамоглу обернулся и увидел рыжего мальчугана, сына Гомберга.
— Дяденька, — сказал мальчуган, — вас папа зовёт. Бежимте.
— Тц-тц-тц, — зацокал Стамоглу. — Вы послушайте только. Папа зовёт. Куда папа зовёт? Зачем папа зовёт?
Однако он тут же собрался, запер лавку и пошёл к Гомбергу. Розен был уже там. Гомберг сидел на стуле и тяжело дышал.