Начинается он так.
Замычала корова. Она мычала печально и глухо, потому что её уводили с родного двора. Пусть хлев её был дырявым, подстилка жёсткой, а хозяин бедным, всё равно горько расставаться с домом. Здесь её любили. Хозяйка поднималась на заре, чтобы выгнать корову в стадо. Маленькая Мариула прибегала днём подоить ее. Хозяин в самые трудные времена не соглашался продать Чернуху. Сейчас все: и хозяин, и хозяйка, и маленькая Мариула — глядели, как, помахивая тощим хвостом, Чернуха уходила со двора. Монастырский служка тянул её на верёвке, другой сзади подгонял хворостиной.
В монастыре в это время обедали. На первое отец Фёдор съел тарелку борща, на второе обсосал мозговую косточку, а третье он съесть не успел. В трапезную — так называется в монастырях столовая — вбежал монах.
Дрожащим голосом он сказал:
— Пожа-а-р!
И все вскочили. Толстый настоятель, прижимая рукой сумку, бросился к двери. Как чёрные тараканы, забегали монахи.
— Пожар! Пожар!
И вот уже на высокой колокольне заговорил колокол: бум! Бум! Бум!
— Скорее! Скорее запирайте ворота!
Но тяжёлые монастырские ворота уже пели свою скрипучую песню. Отец Фёдор не успел перебежать через монастырский двор, ворота отворились, и навстречу толпе, спокойно покачивая головой, вошла корова.
Тогда все увидели, что пожара в монастыре нет. Языки пламени плясали за лесом. Пахло гарью.
— Что это? — простонал толстый настоятель.
Монахи молчали.
— Кто это? — повторил настоятель.
— Котовский! — отозвалось эхо.
Может быть, это было вовсе не эхо, а ветер, который час назад пролетал над деревней. Может быть, это был вовсе не ветер, а худенький служка, который привёл корову, так это и осталось неизвестным. Замершая было толпа снова зашевелилась. Настоятель стёр пот со лба большим, как салфетка, носовым платком.
— Котовский! — слышалось со всех сторон. — Этот разбойник грабит богатых, а награбленное раздаёт беднякам.
— Горит усадьба помещика Морошана!
— Закройте ворота! — закричал настоятель. Припадая на левую ногу, он подошёл к монахам. — Молитесь, братие. Да избавит нас бог от злодея Котовского. — Потом он погладил кожаную сумку и уже спокойно сказал худенькому служке: — Коровёнка-то костлявая.
— Какая есть, — угрюмо пробормотал служка.
— А звать как? — спросил настоятель.
— Чернуха, — отвечал служка.
Наступила ночь. Заснули деревни. Заснул монастырь. Дотлевали угли на развалинах усадьбы помещика Морошана. Спала маленькая Мариула в хате, спал толстый настоятель в монастырской келье. Долго ворочался с боку на бок отец Мариулы. «А что, если заберёт монастырь за долг и козу? Что тогда?» — всё думал он. Потом и он заснул.
Сторож, охранявший монастырские ворота, как мог боролся со сном, но сон оказался сильнее. Сторож проверил в последний раз тяжёлый замок на воротах и задремал, подперев голову рукой. И уже не слышал он ни шелеста деревьев на монастырском дворе, ни внезапного шёпота за стеной.
— П-подсади, Захарий, — прошептал кто-то.
Над стеной показалась голова, затем появились широкие плечи, ноги цепко обхватили гребень стены, и высокий человек бесшумно соскользнул вниз. За ним другой и третий. Сторож не успел вскрикнуть: у него во рту уже торчала невкусная тряпка — кляп.
— Не-п-плохо живут монахи, — прошептал высокий товарищам.
Луна освещала богатые монастырские постройки, белую колокольню, свежий сруб колодца.
— В-веди, Захарий, — сказал высокий.
Три фигуры неслышно двинулись вперёд. Три тени побежали по монастырской стене, пересекли двор, на минутку задержались у входа в здание монастыря. Связанный сторож катался по земле, пытаясь выплюнуть кляп. Узкими монастырскими переходами три человека пробирались наверх, прямо к комнатке настоятеля.
Впереди шёл Захарий Гроссу, он знал монастырь. Запомнился ему день, когда этой же дорогой провели его к толстому настоятелю. Как просил тогда Захарий отца Фёдора повременить с уплатой долга! Всё бесполезно. Отвёз Захарий жену с дочкой к родным, подпалил свою хату и ушёл в лес, к хорошим людям. А долг так и остался на бумаге в кожаной сумке отца Фёдора. К нему-то и вёл Захарий друзей.
Настоятель спал. Снилось ему, будто кто-то высокий подходит к кровати и лезет рукой под подушку, туда, где хранится заветная сумка. От ужаса настоятель вздрогнул и проснулся. У изголовья стоял высокий человек.