Он улыбнулся и произнёс, слегка заикаясь:
— 3-з-здравствуйте.
— Ой-ой! — прошептал отец Фёдор и зажмурился.
Когда он открыл глаза, незнакомец стоял на том же месте, лицо его было серьёзным.
— Я К-к-к... — начал он, но настоятель уже всё понял.
— Чур меня! Чур меня! — забормотал отец Фёдор.
Но незнакомец строго спросил:
— Г-где расписки?
— Не знаю. Вот убейте, не знаю! — застонал отец Фёдор и снова зажмурился.
Когда на этот раз он приоткрыл веки, то увидел в руках незнакомца круглый предмет, завёрнутый в газету. Высокий человек небрежно вертел его, перекидывая с руки на руку.
— Это бомба, — сказал он. — Ч‑ч-через минуту и вы и ваш монастырь взлетите к ч‑ч-чертям! Где расписки?!
Трясущейся рукой отец Фёдор указал на подушку.
— Вот так, — сказал незнакомец, вытаскивая сумку. — С‑спасибо. — Он положил бомбу отцу Фёдору на лоб и вышел.
Всё было тихо и спокойно. Спали монахи, ничего не подозревая. Спал в своей хате отец Мариулы, не зная, что с этой минуты он уже ничего не должен монастырю.
Пот стекал со лба отца Фёдора сначала каплями, потом струйками, потом ручейками, которые превратились бы в речку, если бы не настало утро. Под утро монах, который вышел во двор, увидел связанного сторожа, а немного погодя монахи уже толпились у кельи настоятеля. Войти никто не решался, все давали советы:
— Отец Фёдор, не волнуйтесь! Отец Фёдор, не шевелитесь!..
Настоятель дышал, как рыба на суше, глаза его были вытаращены. Дольше он терпеть не мог. Судорога свела его жирное тело, он дёрнулся, бомба на лбу закачалась. Все замерли. Минута — бомба упала на пол, газета развернулась, и из неё выкатилось обыкновенное яблоко. Спелое, румяное яблоко, чуть подгнившее с одного бока. Отец Фёдор привстал.
— Это?.. — Он указал пальцем на яблоко. — Это?.. — Он замолк и бессильно опустился на подушки.
Вдруг раздался смех. Гулкие монастырские своды повторили смех тысячами голосов. Казалось, что бомба взорвалась в монастыре. Это смеялся худенький служка. Все строго смотрели на него, а он хохотал во всё горло, и слёзы текли у него из глаз. Смеясь, он вошёл в келью, поднял яблоко и побежал вниз. Он бежал через двор туда, где стояла осиротевшая корова. Он подошёл к ней и протянул яблоко. Чернуха взяла яблоко мягкими губами и с хрустом разгрызла.
„Ноги вверх!“
Никандр Васильевич умел ковать лошадей, паять кастрюли и даже немного понимал в электричестве.
В ту пору электричество было большой редкостью.
Держал Никандр Васильевич в Кишинёве мастерскую возле рынка, низенькую будку, где по стенам висели клещи, мотки проволоки и разный инструмент. Целый день в будке шумел паяльник и раздавался стук молотка.
Это Никандр Васильевич паял кастрюли, делал вёдра и водосточные трубы. Брал он недорого — зависело от того, какая работа. Друзей у старого мастера почти не было.
И вот почему.
Всегда Никандр Васильевич любил что-нибудь мастерить. В детстве они с приятелем решили сделать самый большой в мире самопал. По копеечке собрали денег, купили в магазине селитры, намешали в неё толчёного древесного угля и набили в толстую ржавую трубу, что валялась у колодца. Труба с одного конца была сплющена молотком, а с другого в неё заложили снаряд — набросали винтов, гаек и всунули кусок рельса. Потом провертели дырочку, намочили в керосине паклю, положили на трубу и подожгли.
Очнулся Никандр Васильевич дома.
Над ним качался потолок, возле кровати стоял отец и говорил что-то. Он говорил, а мальчик не слышал. С той поры он так ничего уже больше и не слышал и говорить не мог.
Отец пристроил его в подмастерья к жестянщику. Мастер писал ему на бумажке и рисовал всё, что надо, а Никандр Васильевич делал. У него были замечательные руки. Потом мастер умер, и досталась в наследство Никандру Васильевичу будка возле базара. Когда кому чего надо было сделать, то говорили: «Идём к немому». И писали ему на бумажке что к чему.
Потому-то и был у Никандра Васильевича всего один друг — безногий инвалид Костя-румын. Костя сидел на базаре и гадал. Перед ним стоял ящичек, а на ящичке сидел чёрный дрозд. Дрозд тащил билетики. Билетик — копеечка. Костя всем желал счастья, потому и билетики всем доставались счастливые. Хорошая вещь — счастье!
По вечерам друзья встречались. Костя брал бумажку и писал: „Как дила?”А Никандр Васильевич радовался, размахивал руками и писал: „Хорошо”.
В тот день Костя приехал на своей тележке раньше обычного. Взял бумажку и написал: „Сигодня мине один дал 50 р.“.