Натирать паркеты воском вошло в моду недавно. В кадетском корпусе, смеясь, рассказывали, как фельдмаршал Суворов, войдя к императрице, поскользнулся как на льду и, размахивая руками, хватался за придворных, дабы не упасть, срывал с вельмож парики, у женщин хватался за декольте и с треском расширял эти модные вырезы до трусиков, кого доводя до обморока, а кого из женщин и втайне радуя, давая возможность явить свои прелести всем мужчинам сразу…
– Прошу вас, – сказал почтительно дворецкий.
Засядько, стряхнув оцепенение, двинулся по скользкому как лед паркету.
Они миновали один зал, затем второй. Засядько уже думал, что его поведут по всему великолепию, даже спустятся в подвалы и взберутся на чердак, дабы похвастаться, но в третьем навстречу им выбежала та самая миловидная девушка, которая была в коляске. Увидев Александра, она немного смутилась, но быстро справилась с собой и храбро шагнула вперед.
– Ксанка, – заговорила Мария Степановна патетически, – вот он, наш спаситель!
Засядько с досадой почувствовал, что краснеет. Девушка смотрела на него восторженными глазами. От нее шел аромат чистоты и свежести, глаза были ясные, блестящие, как у дорогой куклы.
– Папа велел накрыть стол в красной столовой, – сказала она тихо. – Пойдемте, я провожу вас…
Голос ее удивительно гармонировал со всем ее обликом. Он был такой же чистый, ласковый и теплый. В нем слышались нежность, участие и понимание.
Александр, ступая словно деревянный, пошел в указанном направлении. Рядом что-то увлеченно рассказывала Мария Степановна, поддакивала подоспевшая Елизавета Павловна. Похоже, обе рассказывали о том, о чем всегда говорят никчемные люди, у которых своего ничего нет: о великих предках, о старинном дворянском роде, даже княжеском, голубой крови.
В огромной красной столовой Александра усадили в кресло. Появился лакей, похожий на генерала, быстро и ловко застелил скатертью стол. Еще два лакея, младших по рангу, принесли целую гору пирожных, расставили чашки, положили серебряные ложечки.
«Быховского бы сюда, – подумал Засядько. – Того хлебом не корми, дай только повращаться в светском обществе. Правда, этот сынок кошевого поиздевался бы над ними всласть. И все с улыбочками, комплиментами».
Мария Степановна сказала значительно:
– Сейчас придет Юрий Николаевич. Он в кабинете. У этих военных всегда дела…
Через несколько минут бесшумно распахнулась дверь, мелькнула ливрея лакея. В столовую вошел грузный мужчина с красным лицом. Засядько быстро взглянул на трехцветный шарф с золотыми кистями, нагрудный знак и шпагу с вызолоченным эфесом. «Ого, полковник!»
Александр вскочил, вытянулся. Полковник благосклонно кивнул, позволяя сесть, и сам опустился в приготовленное кресло напротив. Женщины смотрели на него выжидательно.
– Слышал о вас, юноша, – сказал полковник густым хрипловатым голосом. – Вы сильный и храбрый человек. К тому же, насколько я понял из данной вам характеристики, и в науках преуспеваете?
«Откуда он знает, – подумал Засядько с некоторой тревогой. – Ну, пригласили в гости, напоили чаем, угостили пряником, ну и хватит… А в мои характеристики пошто лезть?»
– Стараюсь в меру сил, – ответил он, снова порываясь вскочить. Полковник милостивым жестом разрешил ему не вставать.
– Услышав о вашем подвиге, – сказал он, – я тут же сделал в училище запрос. Одни похвалы! Однако… вас посылают в глушь… Дороги в крупные гарнизоны, а тем более в столицу для вас оказались закрытыми.
– Меня посылают туда, где я буду наиболее полезен Отечеству, – ответил Засядько. Он держался настороже. – А я постараюсь служить достойно, куда бы меня ни послали.
– Гм… ладно, оставим это. Вам дана отличная рекомендация, и если умело ею воспользоваться…
Краем глаза Засядько видел, как просияли обе женщины, а Ксанка радостно заулыбалась. На всякий случай он притворился непонимающим.
– …Если умело ею воспользоваться, – повторил полковник с расстановкой, – то можно сделать неплохую карьеру. Назначение в Херсонскую губернию можно отменить. В моих силах добиться вашего перевода в дополнительный класс. Останетесь еще на годик, осмотритесь, найдете занятие по душе…
«…И буду выпущен в следующем чине, – продолжил его мысль Засядько. – Буду поручиком. Неплохо! Здесь начинает разыгрываться какой-то слащавый спектакль. Благородный юноша из бедной семьи спасает молодую красивую девушку из богатого и знатного рода, ее родители помогают его карьере…»
Он украдкой взглянул на Ксанку. Она не спускала с него глаз. Дамы тоже смотрели ласково. Полковник с довольным видом откинулся на спинку кресла. Глаза его смеялись, он не сомневался в ответе. Как, похоже, не сомневались ни обе женщины, ни очаровательная Ксанка.
– Отечество посылает меня на дальние границы, – ответил Засядько. Лучше прикидываться дураком, чем грубым невеждой. – Отечеству виднее, где я буду полезен больше.
Полковник разразился гулким смехом большого начальника:
– Хо-хо-хо! Не Отечество посылает, хотя это рано говорить такому юному и чистому юноше. Всего лишь люди! А людям свойственны как ошибки, так и многое иное…
«Штабс-капитан, – подумал Засядько невольно, – смеется на октаву ниже: ха-ха-ха. А всякая мелочь, вроде писарей, так и вовсе рассыпается мелким горошком: хи-хи-хи. А мне по чину надо вовсе сидеть с закрытым ртом. Как на дне морском».
Полковник с удовольствием смотрел в чистое одухотворенное лицо юноши. Честен, чист душой. Как хорошо держать таких подле себя! Такой никогда не предаст, не украдет, не солжет. Отечество крепко такими сердцами, и любой знатный вор и казнокрад, страшась себе подобных, окружает себя людьми с такими честными глазами.
– Ошибки надо исправлять, – изрек полковник снисходительно. – Опять же на пользу государю императору и Отечеству. Зато здесь сразу же будете назначены преподавателем в соединенной солдатской школе. Она находится при основной дворянской школе, вы наверняка видели ее корпус. Покамест займетесь детишками солдат, а потом, даст бог, перейдете и в кадетский корпус, воспитанником которого являетесь. Постарайтесь не упустить возможность. Другие бы обязательно воспользовались!
«Быховский бы воспользовался, – подумал Засядько. – Он службы в полевых избегает, как черт ладана. А тут вдобавок светит еще и возможность быстрой карьеры…»
– Ваше предложение, – ответил он вежливо, – для меня большая честь. Не знаю, достоин ли.
– Достоин, – сказал полковник благодушно.
Он оглянулся на женщин. Те закивали, расцвели одинаковыми улыбками. Ксанка тихонько вздохнула, на нежных щеках играл жгучий румянец.
– Это уж позвольте нам судить, – сказала Мария Степановна веско. Она оглянулась на Елизавету Павловну. Та молча кивнула, не разжимая рта. Возможно, у нее были очень плохие зубы. – Мы повидали многих людей… Разбираться умеем!
Ксанка стрельнула в него глазками, смутилась, жгучий румянец с ее щек перетек на шею, жарко запылали уши. Засядько ощутил себя припертым к стене. Его дожали, утопили в патоке. И если он не хочет стать куклой в их руках, то надо сопротивляться. Пусть даже покажется грубостью. Пусть даже будет ею.
– В любом случае, – сказал он как можно тверже, – я хотел бы сначала послужить по месту назначения.
Полковник нахмурился. Мария Степановна всплеснула руками, ее кузина удивленно вскинула длинные ресницы: какой гордец выискался! Да разве ж можно отвергать руку, протянутую старшими? Ксанка метнула быстрый взгляд на юного подпоручика и опустила голову. Румянец стал быстро покидать ее пухлые щечки. В огромном зале резко похолодало, вот-вот пойдет снег.
Полковник пожал плечами. Аккуратно допив чай, он в мертвой тишине выудил из внутреннего кармана швейцарский брегет, щелкнул крышкой, с глубокомысленным видом собрал на лбу складки.
– К сожалению, должен откланяться. А вы, Засядько, подумайте над моим предложением. Подумайте спокойно, без предвзятости. Посоветуйтесь со старшими. Обязательно посоветуйтесь! Учтите, другие выпускники лишены возможности остаться. А теперь, Ксанка, проводи нашего дорогого гостя.