Люди карабкались друг другу на плечи и голосили так, что уши закладывало. Лучше всех устроился увешанный детишками господин на ходулях - он прислонился к стене дома, чтобы не сшибли, и орал приветствия в свою жестяную трубу.
- Нарваро! Нарваро Найгерт!
Процессия приближалась. Нас с Ратером начали чувствительно теснить. Я дернула его за рукав:
- Где король? Который из них?
- А? - он не расслышал.
- Где король! Найгерт где?!
- Чего?!
- Где сын Каланды, черт побери?!
- Ты чего ругаешься?
У, пропащая пропасть! Я начала подпрыгивать на месте, чтобы разглядеть всадников. Где же Найгерт? Он наверняка где-то в центре. Он в короне или без? Наверное, рядом с ним должна ехать принцесса. Где она? Холера, я не знаю ее в лицо, тогда темно было и вообще... Да что ж это такое, неужели я так их и не увижу, детей Каланды? Проклятье! Какого черта этот верзила лезет на мое место!
Я вступила в борьбу. Поднырнула под локоть верзилы, протиснулась между толстой теткой и молодой девушкой, наступила на ногу какому-то старичку. Получила тычок между лопаток, кто-то, азартно размахивая руками, заехал мне по затылку. В плечо вцепилась чья-то пятерня. Я оглянулась с намерением укусить - это оказался Кукушонок. Он кричал мне что-то неслышное.
- Что?
- !!!
- Я должна его увидеть! Должна!
Тут толпа откачнулась назад - кавалькада проплывала мимо. Кукушонка утянуло в задние ряды, а я рванулась вперед, как одержимая.
- Найгерт! - заорала я. - Найгерт! Мораг! Где вы?!!
Чьи-то руки стиснули мне ребра и я вознеслась над толпой. Какой-то здоровенный мужик посадил меня к себе на плечо. Мельком я разглядела черную паклю волос, распяленный рот и красные от натуги щеки. Он ревел как раненый бык:
- Нарваро Найгерт!!!
Я затеребила мужиковы волосы:
- Который? Да который же?
- На сером в яблоках! С золотой попоной! Нарва...!!!
Теперь я видела его - на сером в яблоках, с парчовой, в кистях, попоной. В самом центре кавалькады, со всех сторон заслоненного фигурами сопровождающих. Самого маленького и невзрачного. Тоненького юношу с узкими плечами, укрытыми коробом плаща, жесткого и тяжелого от драгоценного шитья. Сидевшего на лошади строго и прямо. С большой, как у котенка, головой, перетянутой золотым обручем, словно бинтом. С белым мазком седины в черных волосах. С бледным детским лицом. С лихорадочно блестящими, обведенными синевой глазами. С растерянной странной улыбкой. С нехорошими алыми пятнами на скулах.
Младшего сына Каланды Аракарны.
Высокое небо... да ты болен, мальчик мой!
Я перестала орать и сидела на чужом подпрыгивающем плече как оглушенная. Внутри заворочался холодненький червячок. С ними что-то не так! С ними обоими что-то не так...
Каланда, что с ними? Что с твоими детьми? Почему ты умерла? Как ты могла... оставить их?
- А где принцесса? - спросила я вслед уходящей процессии.
Быкоподобный господин с красными щеками легко ссадил меня на землю. Вернее воткнул между вопящими и размахивающими руками людьми. Я немедленно получила локтем по лбу.
- Нарваро! - проорал он мне в лицо, отпихивая неумеренно размахавшегося. - Каков? Молодой! Надежда наша!
- Где принцесса? - не унималась я.
Господин ткнул куда-то вдаль волосатой ручищей в задравшемся холщовом рукаве.
- Вона она. Вона ведьма поехала.
- Где?
- Э!.. - он отмахнулся, потеряв интерес. Я заработала локтями, пытаясь пробраться поближе к уходящей процессии. В арьергарде ее тоже двигались пешие воины с копьями, наверное, стража.
Меня цапнули за рукав.
- Леста! Куда ты лезешь в самое пекло!
- Ратер, где принцесса?
- Проехала! Не лезь, затопчут же! Черт, еле нашел тебя.
Он был всклокоченный и раскрасневшийся. Приветственные крики катились вниз по улице. Толпа потихоньку двигалась следом за ними.
- Я хочу ее видеть! Пусти! Да пусти же!
- Мне надо на паром!
- Ну и иди на свой паром!
- Пойдем отсюда, Леста. Я отдам тебе кое-что.
- Что?
- Пойдем отсюда!
- Да пусти же ты! Они уходят!
Я рванулась изо всех сил и почувствовала, как затрещал рукав. Что-то кольнуло меня в самое сердце, и левая рука онемела. Я поднесла ее к глазам. Пояс с запястья исчез.
Свирельки не было.
Я ощупала рукав до самой подмышки. Я похлопала себя по бокам. Я оттянула манжет и заглянула внутрь рукава.
Как же так?.. Как это могло...
- Ратер! Где?!!
- Что?
- Где она?
- Что??
- Ты взял ее? Да? Ты ее взял? Что ты хотел мне отдать?!
Я схватила его за грудки и затрясла. Все внутри у меня просто обмирало. Лицо Кукушонка казалось то красным, то черным.
- Отдай! Слышишь, отдай! Сейчас же!!!
Он что-то говорил, пытаясь оторвать мои руки. Я лезла на него как кошка на дерево. Кажется, я завыла. Я не слышала собственных воплей.
Обруч глухоты вдруг лопнул, уши резанул женский визг:
- Ааааййй!! Украли, украли, украли!
В поле зрения метнулась чья-то рука, Ратера схватили сзади и спереди. Меня оттеснили и я увидела, как Кукушонок кричит и вырывается. Он лягнул кого-то ногой, началась драка. Меня отодвинули, потом толкнули, я свалилась на землю. Перед глазами замелькали сапоги.
Я скорчилась и закрыла голову руками. Под веками все было то красное, то черное.
Шум откатился куда-то в сторону, а я все лежала на земле.
Сажа сменяла пурпур.
И наоборот.
Потом я открыла глаза, но все вокруг виделось словно сквозь закопченое стекло. Все стало черным, бесцветным, седым. Надо мною склонялась пожилая женщина:
- Затоптали, дочка?..
Я помотала головой. Я боялась, что если начну говорить, меня стошнит.
- Вставай. Вставай, доченька. Ручки-ножки-то шевелятся, поди? Ну так вставай, не пугай добрых людей.
Она помогла мне подняться. Меня покачивало и, кажется, случилось что-то с головой. Земля то проваливалась вниз, то подскакивала к самым глазам.
- Ах ты, боже мой, перепачкалась-то как... Экая жалость, такое платье дорогое, доченька, экая жалость... Ну смотри, может, застирать еще можно, я тебе расскажу как это делается, старый, знаешь ли, способ, бабка моя так завсегда делала, у нее белье белее белого было. Ты послушай-то, нос не вороти, я ж говорю, верный способ! Собираешь, значит, мочу со всего дома, а лучше всего мужскую мочу, она завсегда самая едкая...
Я отстранила ее и побрела куда глаза глядят. А они у меня никуда не глядели. Все время закрыться норовили. Хотелось спать.
Думать не хотелось. Хотелось, чтобы все было по-прежнему. Свирелька в рукаве, моя маленькая золотая птичка, моя память, жизнь моя...
Итак.
Все пропало.
Оставим на крайний случай. Что еще?
Все пропало.
Прекрати! Что у нас? Ты ее потеряла? Выронила? Ее украли? Ясно, что это не Ратер, он хотел отдать мне кошелек, а свирель исчезла еще раньше.
Все равно, ее уже не вернуть. Она золотая. Она из золота, понимаешь? Ее продадут, спрячут, положат в сундук, увезут в другой город и вообще переплавят.
Значит, надо учиться существовать без нее. Признаться Амаргину. Пусть делает со мной, что хочет.
Ну да, отсыплет из закромов и отправит в город - живи, как заблагорассудится. Забудь про Ириса, забудь про мантикора, забудь про ту сторону. Навсегда.
Прощай.
Сама виновата.
Значит, буду жить, как когда-то жила. В позапрошлой жизни. До Каланды. Даже до Левкои. Просто жить, как все живут. Живут же люди просто так, верно? Землю пашут, детей рожают. Больных лечат - ты ведь кое-что помнишь, а, Леста Омела?
С Капова кургана скачет конь буланый... по дорогам, по лесам, по пустым местам...
(...Левкоя мрачно разглядывала мои драгоценные склянки, расставленные на столе. В благодарность за гостеприимство я решила поделиться с бабушкой.