Выбрать главу

— Переживем. — Уверенно сказала я. — Есть смысл учить.

Вторая половина пары прошла ничуть не хуже. Он что-то говорил о кружке по препарированию. Мол, кто заинтересуется, пусть подойдет. В принципе, возможность резать меня привлекала. Я впервые выходила из корпуса с улыбкой на все лицо. Меня даже противная история четвертой парой не пугала.

Очередная поездка в жестяной банке, полной кильки. Около часа мы сидели в фойе главного корпуса. Я даже затрудняюсь сказать, на каком оно этаже. Получается, вход расположен в низине, а холл чуть выше, выходя окнами на маленькую березовую рощу. Я порой с какой-то неопределенной тоской смотрю туда, замечая людей, таких разных и, порой пустых.

Наш староста решил развлечь группу. Он докапывался до девочки, недавно подкрасившейся в рыжий, и на деревенский манер называл ее «огневолосой». Мы хохотали, скатываясь со стульев и держась за животы. Завтра не встану со смеха! Давненько жизнь не давала мне возможности улыбнуться.

Зачетная неделя обернулась настоящим адом, особенно постарался папочка. Вместо поддержки я получила вечные моральные удары по своему безделью. Он даже сказал, что купит мне все заказанное, если я сдам сессию. Теперь я обладатель новенькой зеркальной камеры. С моим папой можно договориться. Я делаю то, что хочет он, а взамен получаю брюлики, технику и прочую ерунду. Чаще прошу книги. Они не предают, не обижают, не доводят…

Нас пугали сменой преподавателя. Его действительно сменили. Я чуть не рыкнула от возмущения. Мы первая группа! Над нами нельзя так издеваться! Это была девушка лет двадцати пяти-двадцати семи. С черными волосами с острым каре, как у Полины, длинным лицом и большими глазами. С несколько подростковой манерой говорить. Меня немного это раздражало. Мы в компании сами общались на слэнге, но семейный отпечаток остался. Отец учил меня говорить красиво и четко, выпуская ненужные междометия и слова-паразиты. Порой, они проскакивали, как у всех. Однако я старалась. Я благодарна отцу за такое воспитание, хотя свободы можно было бы давать и побольше. Девушка оказалась на редкость приставучей. Вникала во все до деталей, которых мы в принципе не могли знать. Нельзя же погружаться в такие дебри, не вылезешь потом! История для врача вообще сомнительный предмет, даже если она изучает развитие медицины. Я потихоньку позевывала. Меня не очень волновали пещерные люди, умевшие вытаскивать стрелы из ран и изгонять демонов. В общем, мне не понравилось. Хоть я и получила пять.

Когда мы вышли из кабинета по прошествии пары, Белла повисла на доске для объявлений:

— Мы на свободе!

— Своеобразная пытка. — Полина на ходу красила губы. — Очень жестоко.

— Экономика была хуже! — Меня передергивало от одной мысли об экономике. Каждый семинар одни и те же слова и никакого смысла. — Папа хотел, чтобы я учила ее углубленно.

— Гуманитарии! — Полинка закручивала флакончик с блеском. — Нам их не понять.

— Это им нас не понять! Они в терминологии запутаются! — Белла уже распрямилась и теперь наглаживала свой черный комбинезон от воображаемых складок.

Мы засмеялись и, обнявшись, пошли вниз к гардеробу. Если бы увидели нас в первый раз, наверняка приняли бы за студенток-глупышек, занимающих места на престижном факультете. На самом деле, обе при желании хорошо соображали и могли выдавать потрясающие вещи. Поля уже точно собиралась идти на нейрохирурга и с ума сходила от черепа, нервов и мозга. Когда мы проходили практику в неврологии, она чуть ли не пищала от удовольствия. С Беллой было сложнее, она думала, но на терапевта определенно бы не пошла. Она любила интересную и разнообразную работу. Такую как в реанимации, травме или экстренной хирургии. Я тоже подумывала о неврологии. Практика неплохо повлияла на это желание: менингиты, энцефалиты, так интересно и трудно! Еще мне нравится пульмонология. Пневмонии и бронхиты.

— Агат… — Белла смотрела на меня с улыбкой кота из Шрека. Если бы от меня зависел ее зачет, я бы еще поняла…

— Чего тебе, опухоль моей совести?

— Расскажи сказку!

«Сказками» Белла называла накатывающее на меня эротическое вдохновение. Я могла увидеть симпатичного дяденьку и накатать неприличную историю на тему «если бы мы…». Белла обожала их слушать или читать. Она закрывала глаза и с блаженным видом представляла услышанное. А порой и идейки подкидывала. В такие моменты я осознавала, что ее фантазия куда богаче моей. Что ж, мне есть чему учиться.

— Только не здесь!

— В нете скинь! — Канючила Беллка.

— Не хочу. — Поморщилась я. — О ком писать-то?

— О биохимике напиши!

— Фу! — Девочки захохотали, поймав на себе любопытные взгляды одногруппников.

— Он подходит к тебе и приглашает сдать лабу…

— Замолчи! — Я закрыла уши руками и на каблуках рванула через коридор.

Девчонки не страдали приступами доброты и любили издеваться надо мной, даже больше, чем клубы и шоппинг.

Домой я вернулась только около пяти. Итого, около десяти часов вне дома. Я сбросила тяжелую сумку с плеч и собиралась слить на кого-нибудь в доме все накопившиеся за день впечатления. Дома определенно кто-то был. Я уже собиралась крикнуть и набрала в грудь побольше воздуха…

— Прекрати ее терроризировать! Она еще подросток, естественно, ей наплевать на учебу!

— Именно это меня и беспокоит! Я не против гулянок, но ведь она предпочитает эти сельские кабачки!

— Ты не исправим!

— Жаклин, — отец иногда называл маму на французский манер, как и она его. Странные привычки не менее странных людей, — она уже имеет статус…

— А ты маразм! — Не выдержала мама и вышла в коридор. — Агата, ты уже вернулась? Кушать хочешь?

— Не буду вам мешать. — Спокойно ответила я, забирая свой чемодан и поднимаясь себе в комнату.

Что за привычка спорить по поводу и без?! Они даже банальную тему типа цвета занавесок не могут пройти спокойно, вечно скандалят, а потом удивляются, в кого я такая! Наверное, в соседа! Его не видно и не слышно. Я с силой ударила кулаком по кровати. Надеюсь, моя собственная судьба будет тихой гаванью. Я усмехнулась этой мысли. Отец говорил, что мужчины будут вешаться от моего характера. Они сбегали, было дело. Но ведь у меня получалось понравиться. Я умею быть обаятельной, если хочу. Еще один плюс отцовского воспитания.

Чтобы отвлечься от трений этой странной парочки — всегда считала брак дурным: скользкий политик и честный следователь — включила комп и стала листать анатомический атлас. Зашла в группу академии, когда сосочки языка стали мелькать перед глазами, как снежинки зимой. Вот о Наумыче: «Зачетный дед, пришел на экзамен по гисте и приседал на уши преподу, пока мы списывали!». Ну, над этим грех не посмеяться! Я стала листать дальше и наткнулась на фотографию молодого Золотухина. А очки все те же… хотя, по-моему, сейчас он посолиднее выглядит. Открыла комментарии, было их много. Хм, да здесь хвалебный роман можно писать! Студенты на него молиться готовы! Я усмехнулась, не удивительно. Спрашивает строго, заставляет без перчаток ковыряться в препаратах, однако компенсирует все непревзойденным педагогическим талантом и шикарным чувством юмора. Поразили фразы типа «Мои руки еще помнят тепло холодных трупов» — студентка. И сам Иваныч: «Суй палец в ушко! Суй, говорю!». Далее шла очередная порция благодарностей и прозвище — Золото.

«За глаза называли ЗОЛОТОЙ, и это не только из-за фамилии».

Во мне вдруг зашевелилось странное желание. Если раньше я гнала его прочь, то теперь оно стало нестерпимым. Я не могу больше держаться! Я выключила комп и уселась на диван с учебником по анатомии. Заглянувший в комнату папа (он периодически нарушал целостность моего личного пространства и вламывался ко мне, хорошо, с моментами не угадывал) так и остался стоять на пороге.

— Тебя что завалили? С чего такое рвение, я тебя месяца три с книжкой не видел?

— Есть преподы-зануды, а есть — коварные искусители.

— Да? Надо бы ему от администрации премию выписать. Он заставил мою дочь учиться!

Так как ругаться в этот раз было не о чем, папа покинул мою комнату достаточно быстро. Убедившись, что он ушел, я показала двери неприличный жест. Сразу понятно, насколько у нас нежные и доверительные отношения. Впрочем, это ничуть не отвлекло меня от изучения слюнных желез. Может, я даже экзамен сдам на пять! Раскатала губу, лежит она теперь там, и топчутся по ней студенты-медики.