Затем его внимание привлекли сжатые в руках у некоторых короткие ружья. Такие старик видел у финнов, приезжавших отбирать оленей и перестрелявших часть стада. Колдовское оружие, выпускающее целый рой пуль, хорошее для охоты.
Он вынул из ледяной руки одно и повесил себе за спину.
Внезапно внутрь проник луч катящегося к горизонту солнца, и в нескольких местах под ногами Ярве вспыхнули блики.
Издав возглас удивления, он нагнулся и поднял небольшой, матово отсвечивавший слиток.
На нем имелось клеймо: солнце в обрамлении колосистых трав, а еще непонятные знаки.
Лоб старика покрылся испариной — то было золото, таинственный металл белых. Он много слышал о нем и даже видел у шамана несколько золотых монет с изображением бородатого человека.
Тот уверял, что за них можно купить большое стадо оленей. Шаману можно верить, ему обо всем рассказывают духи.
Но золото Ярве не нужно. Он отнесет слиток старосте и получит за него награду: муку, спирт и табак, а вот короткое ружье спрячет для охоты. И еще возьмет в подарок внуку вон то зеленое яйцо, что валяется у пробоины.
Старик наклонился и поднял с рифленого пола гранату Ф-1, приблизив ее к лицу, довольно цокая губами.
— Красивое яйцо, вот только какая-то железка сбоку, надо оторвать.
Потянул за чеку (та отскочила), и спустя мгновение в самолете раздался взрыв.
Грохот, прокатившись эхом по окрестностям, спугнул белохвостого оленя, вихрем умчавшегося в тундру.
Глава 4
Вершители судеб
Во второй половине того же дня в Москве, не дождавшись из Мурманска условленного звонка, пожилой генерал связался по ВЧ с начальником контрразведки Смерш Северного флота.
— Здорово, адмирал.
— Рад вас слышать, Виктор Петрович
— Где там мои люди, почему не выходят на связь?
— Самолета пока нет. Кстати, истребители сопровождения с архангельского аэродрома взлететь не смогли. Там сплошная облачность и туман.
— Все ясно. Ну, ты там смотри, обеспечь встречу, и, как только сядут, пусть Азаров сразу же отзвонится.
— Слушаюсь, товарищ генерал.
Генерал с досадой положил трубку на рычаг и взглянул на циферблат стоящих в углу кабинета напольных часов. Они гулко отбили пятнадцать ударов.
В 18.00 ему вместе с начальником ГУКР Смерш, генерал-полковником, докладывать о результатах операции наркому внутренних дел. А тот после полуночи лично проинформирует обо всем главковерха.
Контрольное время еще не вышло, но задержка самолета, а также отсутствие у того сопровождения генерала не на шутку встревожили, и он вызвал адъютанта.
Тот появился, как всегда, мгновенно, подобострастно вытянувшись в ожидании приказаний.
«Явный холуй, пора на фронт отправлять», — неприязненно подумал генерал, после чего распорядился:
— Немедленно поезжай в штаб ВВС и выясни, что с самолетом. Пусть свяжутся со всеми штабами ПВО по линии его маршрута. Доложишь через час. И не тянись ты, как солдафон, здесь не плац. — Генерал поморщился.
— Слушаюсь! — щелкнул каблуками начищенных сапог майор и покинул кабинет, унося с собой запах «Шипра».
Генерал вздохнул и вспомнил прежнего порученца, несколько месяцев назад арестованного за шпионаж в пользу Японии. «Какой, на хрен, шпионаж? — ругнулся про себя. — Просто шла очередная чистка рядов, начиная с тридцатых.
А ведь какой парень был. Линию Маннергейма штурмовал и в зафронтовых поисках участвовал. Да что там вспоминать, не ровен час и самого в чем-нибудь обвинят как старого чекиста. Сколько из них молодая смена уже поставила к стенке и засадила в лагеря по разного рода сфабрикованным обвинениям да наветам».
Невеселые думы прервал зуммер внутренней связи. Он покосился на аппарат и взял трубку.
— Ну, как там дела с нашим самолетом? Азаров докладывал? — послышался из нее напористый баритон начальника управления.
— Пока нет, товарищ генерал-полковник. Контрольное время еще не вышло.
— Добро, — ответил тот и сразу же отключился.
Заместителя наркома обороны и начальника ГУКР Смерш Народного комиссариата обороны СССР Абакумова генерал Иванов знал еще с 1937 года, когда тот был сначала оперуполномоченным, а потом начальником отделения ГУГБ НКВД.
После реорганизации наркомата, в сорок первом, Абакумова назначили на эту должность, которую он исполнял рачительно и довольно успешно, чем заслужил благосклонность главковерха и «отца народов».