Я иду босиком, повесив сапоги на шею; по грязи так идти удобнее. Когда местность ровная, человек погружается только по колени, а на перевалах и спусках ноги скользят. У нас как-то еще все более-менее получается, потому что руки не заняты, гораздо хуже придурку с неудобным рюкзаком. Он ужасно сильный, но все время об что-нибудь бьется. Время от времени он спотыкается и падает, так что вскоре весь покрывается грязью. Это неприятно, потому что таким образом он пачкает мой рюкзак. В какой-то момент он поскальзывается и летит вниз метров тридцать; причем, лежит неподвижно, потому что рюкзак бьет его по голове. Все смеются, один он нет, потому что больно. В конце концов его честная плоская морда кривится глупой улыбкой, вспоминая о заработке, он поднимает рюкзак и идет дальше. И вот таких вот условиях мы пилим целый день, изредка останавливаясь, чтобы освежиться собранными по дороге горькими апельсинами либо пыхнуть самокруточку. Мемо давным-давно исчез впереди; я сказал ему, чтобы он нас не ждал.
Когда мы добираемся до пляжа, уже десятый час вечера; мы в Рио Оро, часах в двух пути от Карате. За последнюю мелочь покупаю несколько лепешек и какие-то газированные напитки, которыми делимся на троих. Диана и я решаем переночевать на месте. Чтобы избавиться от нашего носильщика, растущая симпатия которого к нам становится уже надоедливой, я показываю ему дорогу дружеским хлопком по спине и говорю, что завтра встретимся в Карате. Тот уходит в ночь, несколько дезориентированный, но довольный, что заработал немного денег и завел новых друзей.
Мы пробуем заснуть на пляже, но, несмотря на усталость, сон не приходит. Нам мешают жара, комары и сырой песок. Рассвет встречаем с радостью. Мне хочется кофе и сигарет, но у меня нет ни одного сентаво.
* * *
На рассвете мы выходим в Карате. По дороге я замечаю на песке следы черепахи. Яйца сложены буквально в тридцати сантиметрах под поверхностью. Забираю десяток, остальные засыпаю. Мы съедаем их сырыми - это наш завтрак. После этого сидим на пляже, но тут появляется туземец на лошади.
- Привет!
- Привет! Куда идете?
- Идем в Карате.
- Я тоже.
- Отлично. Так уж случилось, что моя жена чертовски устала.
И, не давая ему времени начать расспросы, прошу его сойти с лошади, подсаживаю Диану в седло и даю ей рюкзак.
Несколько остыв от подобной наглости, тип, не говоря ни слова, сопровождает меня на своих двоих. Потом он вешает шпоры на шею и начинает речь, продолжающуюся до самого Карате. В одиннадцать часов старик показывает нам деревянный дом в европейском стиле и говорит:
- Карате. Это дом канадцев, управляющих шахтой. Мой зять живет с другой стороны, метрах в пятидесяти отсюда. Пошли со мной, выпьем кофе.
Мы подходим к домишке из дерева и пальмовых листьев, с крышей из оцинкованной жести. Два голых мальца играют на пороге с поросенком. Из заботливо подшитого гамака поднимается какой-то тип и здоровается со стариком.
- Добрый день, дедушка. Как здоровье?
- Хорошо, Салтарана, слава Богу. Глянь, я привел тебе двух французов, которые пришли сюда из Хименес.
- Французы? Очень хорошо, проходите, присаживайтесь.
Он придвигает к нам два хромых стула и зовет жену.
- Эй, Негра, приготовь кофе, у нас гости. Вы голодны, перекусить хотите?
Пока я помогаю Диане сойти с лошади и беру рюкзак, Салтарана крутится, отгоняя детишек, глядящих на нас с раскрытым ртом. Совершенно обессиленные мы присаживаемся в тени.
Салтарана - это низенький тип с быстрыми движениями; выглядит он симпатично. Пока мы пьем кофе, его глаза внимательно изучают нас.
- И что вы хотите здесь делать, золото искать?
Пока я с ним разговариваю, хозяйка предлагает Диане принять душ. Салтарана живет здесь уже два года и немножко сотрудничает с канадцами, оказывая им мелкие услуги.
- Грингос имеют мало дел с орерос, и я у них работаю связником, а Негра у них убирает. Их двое, управляющих шахтой: мистер Билл это менеджер лагеря, а Факинг - главный механик.
- Факинг?
- Ага, его так называют, потому что он употребляет его через слово. Идиот! - подводит итог Салтарана.
После этого он вытаскивает весы и небольшую бутылочку, высыпает оттуда золото и взвешивает его, в то время как старик пересчитывает деньги. Салтарана объясняет мне, что они торгуют друг с другом. Старик покупает у него золото, которое он сам скупает у орерос. В этих местах весь бизнес концентрируется на подобных делишках.
- Салтарана предлагает, чтобы мы с Дианой оставались у него.
- Места хватает, - говорит он.
Говоря это, он приоткрывает грязную занавеску и показывает на двухэтажную кровать. Я поворачиваюсь к Диане. Наши взгляды встречаются. Это вам не Ритц, скорее всего, это одно из самых грязных мест, встреченных нами с тех пор, как мы вместе. Только выбирать не из чего, приключения требуют и каких-то неудобств. Поэтому приглашение принимаем.
- Вот и прекрасно, - говорит Салтарана, - тогда я смогу уехать.
Я непонимающе таращусь на него.
- Понимаешь, охота развеяться, но я же не могу выехать на достаточно долго, потому что могут все растащить. Как-то по возвращении я нашел двери выбитыми, свистнули все кухонные горшки. Но раз вы останетесь тут, я могу без проблем поехать в Хименес. Устраивайтесь поудобнее, запасов полно.
И уже через несколько минут все - он сам, жена и два малыша - уезжают на старом мотоцикле. А ведь знакомы мы всего пару часов.
Остаток дня провожу в расслабухе - мы валяемся с Дианой на пляже и едим. Вечером, пока она готовит ужин, иду в пульперию, продовольственную лавку в паре метров. Спиртное означает ночную жизнь. Пульперия - довольно большой, хорошо освещенный дом, откуда доносятся крики и отзвуки пьянки. Когда я вхожу, какой-то едва держащийся на ногах тико толкает меня, выбегая на двор, чтобы там выблевать все внутренности. Бар полон, и много типов уже валяется без сознания на полу. Пульперия довольно просторна: она состоит из складской части, где держат мешки с рисом, фрижолес и другими товарами первой необходимости, и бара, отделенного стойкой с десятками бутылок гварро. Воняет блевотиной и разлитым спиртным. Каким-то образом проталкиваюсь к бару; за стойкой царствует гринго, которому помогает миловидная официантка - он наливает клиентам и орет на пьяниц. Это высокий блондин, лет сорока, чрезмерное употребление спиртного пропахало на его лице глубокие морщины. Он замечает меня и подходит: