Уиллард уставился на Лабориана, даже не пытаясь замаскировать презрение. Он подумал о себе. Среднего роста, располневший в талии, что следует подправить, с намеком на двойной подбородок и родинкой на правом запястье. Светло-каштановые волосы, темно-синие глаза, нос картошкой. Неужели так трудно это описать? Да такое по силам любому. А если у тебя вымышленный персонаж, то представь кого-нибудь реального и валяй, описывай.
Вот сидит Лабориан — смугловатое лицо, тугие черные кудри, вид такой, словно ему не мешало бы побриться (наверное, он все время так ходит), кадык заметно выдается, на правой щеке небольшой шрам, довольно большие карие глаза — единственная приятная особенность его лица.
— Я вас не понимаю, — сказал Уиллард. — Что вы вообще за писатель, если не в состоянии ничего описать? О чем вы пишете?
Лабориан мягко заговорил, и стало ясно, что ему не впервые приходится защищаться от подобных обвинений:
— Вы прочитали «Три в одном». У меня написаны и другие романы, и все в том же стиле. В основном разговоры. Когда я пишу, то ничего не представляю; я слышу, и мои персонажи в основном обсуждают идеи — конфликтующие идеи. В этом отношении я силен, и моим читателям это нравится.
— Пусть так, но куда это заводит меня? Я не могу создавать компьюдраму, отталкиваясь от одних разговоров. Мне нужно создавать образы, звуки и подсознательные внушения, а здесь работать попросту не с чем.
— Значит, вы решили сделать «Три в одном»?
— Нет, даже если мне не с чем будет работать. Подумайте сами, господин Лабориан, подумайте! Этот Пестун — он же тупица!
— Не тупица, — нахмурившись, возразил Лабориан. — Он целеустремленный. В его сознании есть место только для детей, как реальных, так и потенциальных.
— Тупой! Если вы не употребили это слово по отношению к Пестуну в романе, а я сейчас не могу вспомнить, так оно или нет, то у меня возникло именно такое впечатление. Он кубический. Это так?
— Ну, во всяком случае, простой. Прямые линии. Прямые углы. Не кубический. Больше в длину, чем в ширину.
— А как он передвигается? У него есть ноги?
— Не знаю. Честно говоря, даже не задумывался над этим.
— Хм-м. А Рационал? Он умен, понятлив и быстр. Каков он? Яйцеобразный?
— Согласен. Я над этим тоже не задумывался, но согласен.
— И тоже без ног?
— Я их не описывал.
— Теперь последняя из троицы. Ваш «женский» персонаж, поскольку остальных вы именуете «он».
— Эмоциональ.
— Правильно, Эмоциональ. У вас она получилась лучше.
— Разумеется. Над ней я думал больше всего. Она пытается спасти разумную жизнь — то есть нас — на чужой для них планете, Земле. Симпатии читателей должны быть на ее стороне, хотя она и терпит неудачу.
— Насколько я понял, она похожа на облачко, не имеет постоянной формы и способна сжиматься и расширяться.
— Да, да. Совершенно верно.
— Она скользит над землей или плывет по воздуху? Лабориан подумал, затем покачал головой:
— Не знаю. Придумайте сами, когда дело дойдет до нее.
— Понятно. А как насчет секса?
— Это очень важный момент, — с неожиданным энтузиазмом сказал Лабориан. — Во всех своих романах я упоминал секс лишь тогда, когда это становилось абсолютно необходимо, и даже в этих случаях мне удавалось обходиться без его описания…
— Вам не нравится секс?
— Почему же, нравится. Он просто не нравится мне в моих романах. Его вставляют в книги все подряд, и если честно, то, по-моему, для читателей его отсутствие в моих романах становится как бы освежающим; по крайней мере, для моих читателей. Должен вам напомнить, что мои книги пользуются большим успехом. Если бы это было не так, у меня не нашлось бы для вас ста тысяч глободолларов.
— Хорошо, хорошо. Я вовсе не пытаюсь заткнуть вам рот.
— Однако всегда находятся и такие, кто утверждает: я, мол, не включаю в романы секс, потому что ничего в нем не смыслю, поэтому я — наверное, из принципа, — написал этот роман исключительно для того, чтобы доказать им, что я могу про него писать. Весь роман пронизан сексом. Но это, конечно же, чужой секс, не такой, как наш.
— Совершенно верно. Поэтому мне и хочется выяснить у вас подробности. Как все это происходит?
Лабориан на мгновение растерялся.
— Они сплавляются воедино.
— Да, вы использовали именно такое слово. Вы имели в виду, что они сливаются воедино? Проникают друг в друга?
— Пожалуй, да.
Уиллард вздохнул.
— Ну как вы могли писать книгу, не имея ни малейшего понятия о столь важной ее теме?