— Разве я должен обязательно с ней идти? А может быть, мне на самом деле надо к секретарю. Может быть, с тобой надо поговорить, а она торчит. Вообще приходится иногда с ней не стесняться.
— Хорошая девка. Зря ты.
— Хорошая, а вот сама никогда не догадается, что надо отстать.
Петя примолк, но видно что-то собирался сказать. Наконец, с небрежным видом спросил:
— Между прочим, ты какого мнения об этой Лидии, ты, кажется, знаешь ее?
— Так, ничего, но не могу никак понять, почему она живет со своим Пласкеевым. Черт ведь, собака. Хотя это не наше дело.
— Вот именно — не наше, — обрадовался Петя. — Привыкает человек. Моя мать всю жизнь о своем муженьке плакала, а жили, как собака с палкой. Да, ты прав — совершенно как будто неподходящие люди.
Мишка вглядывался в лицо приятеля.
— Ты яснее.
— Да ничего особенного. Не вызвать ли ее на Незаметный. Здесь можно нагрузить ее общественной работой. Я говорил с ней, дала согласие, но до сих пор глаз не кажет.
— Ясней, ясней, — понукал Мишка.
— Кажется, и так ясно, — обиделся Петя. — Говорю: людей у нас нет, а она грамотная, толковая.
Мишка молчал. Лидия ему нравилась и своим товарищеским отношением к нему, и простотой, и веселостью; наконец, она была ведь подругой Мотьки. Он считал Лидию очень развитой, нисколько не сомневался, что она будет полезна на Незаметном. Но всего этого было мало, как будто, для специального вызова. Вообще затея Пети казалась необоснованной.
Он решительно отсоветовал бы, если бы не примешивалось ко всему собственное желание видеть Лидию свободной, подальше от подозрительного мужа… К Федору Ивановичу у него все укреплялась неприязнь.
— Вызвать, конечно, можно, — сдержанно согласился он.
— Решено, — едва скрывая радость, воскликнул Петя. — Значит, и по-твоему следует!
— Вызывай, если вопрос согласован. На месте увидим, что с ней делать.
Петя прошелся с Мишкой еще немного и распрощался, необычно крепко пожав руку.
— Значит, так и сделаем. Я давно собирался поговорить с тобой, да все как-то забывал.
Мишка понимал маневры приятеля. Сунув руки в карманы, он поглядел ему вслед и покачал головой.
2
Несколько дней ушло на то, чтобы собрать сведения о ценах на заготовку леса и точно договориться в управлении о снабжении лесорубов продуктами. Мишка уломал своих ребят взяться за подряд, но этого было недостаточно. Идя однажды домой, он свернул к низенькому бараку с темными ледяными впадинами вместо окошек. Перед железной печуркой, пропускающей свет из прогоревших боков, сидел на корточках китаец и рукой в оторванном до локтя рукаве — прямо пальцами поправлял оранжевые угли. Освещенное лицо его казалось спящим. Было тихо, слышалось только дыхание, приглушенное одеждой, под которую люди запрятались от холода.
— Здравствуй, — сказал Мишка.
Сидящий возле печки оглянулся.
— Наша помирай. Кушай нет, огонь нет. Четыре солнца нет кушай. Четыре солнца лежи.
Мишка присел на край нар возле ног, обмотанных тряпьем, и объяснил цель своего прихода. Если артель хочет заработать — и не плохо, — может заключить договор на заготовку строевого леса и получить аванс продуктами.
— Муку можно взять сейчас же, пока не закрыли склад.
Китаец произнес что-то на своем языке, и мгновенно все население барака ожило. Придерживая над собой одежду, чтобы не выпустить накопленного дыханием тепла, китайцы сели и внимательно взглянули на гостя одинаковыми, увеличенными худобой глазами.
— Как будете подваливать: поденно или сдельно? Если поденно, мы установим норму. Иначе нельзя.
Китаец у печки живо поднялся на ноги.
— Какой сдельна — человек умирай. Сдельна!.. — Он обратился к своим; на нарах прошло такое же возмущение. Слово «сдельна» повторялось в однообразном негодующем тоне.
— Я не на свои деньги нанимаю, должен отвечать за каждую копейку.
Мишка еще раз, прибегая к ломаным русским словам, повторил условия. Началось обсуждение их на нарах. Китайцы говорили все сразу, торопливо, горячо. Наконец, наступила тишина. Китаец у печки коротко бросил:
— Давай, таскай мука.
— Пойдем кто-нибудь со мной в контору, а потом — в склад. Мешок возьмите крепкий под муку и пшено. Можно один, перевяжете.
С нар встали двое и принялись примерять предлагаемую товарищами одежду. Тот, который все еще стоял около печки, порылся в ящике, служившем шкафчиком, достал черствый кусок хлеба в ладонь величиной, разломил и поделил между ними. Здесь хорошо знали цену каждой крошки.