Инженер оставил вызов молодого человека без ответа.
В дверях смотрительского домика комиссию встретил вкусный запах поджаренного мяса. К мясу на столе красовались соленые огурцы и грибки — редкость на далеких приисках. О «стопочке» пришлось только пошутить. На разведку спирт не завозили по строжайшему распоряжению главной конторы. Закуска прошла оживленно. На манеру смотрителя держаться с инженером слишком почтительно и подобострастно смотрели, как на вполне понятную застарелую, но не опасную болезнь. Члены комиссии — рабочие — подшучивали:
— Видно, послужил на своем веку господам золотопромышленникам, спина так сама и гнется. Ну, ничего, самое главное — дело бы не гнулось.
Петя отозвал Лидию в сторонку, высказал свое недоумение.
— Я буквально выбит из седла, хорошо, что проверка сделана в обычном порядке, могли бы оскорбить человека. Вы, конечно, рады, можно вас поздравить. Вы ведь, наверное, тоже волновались порядочно.
— Я? Нисколько!
— Неужели нисколько? Ни капельки?
— Вы опять за свое, Петя.
— Оставим, — нахмурился молодой человек. — Лучше скажите, как вы насчет того, чтобы перебраться на Незаметный? Там нужны люди. Подумайте как следует. Кстати, вот вам письмо от вашей новой знакомой.
Лидия взяла конверт и невольно улыбнулась, глядя на Петю. Ее улыбка отразилась в его лице, словно в зеркале. Оно засветилось, будто кто-то повернул выключатель и дал ток. Он крепко пожал ее руку на прощанье и шепнул:
— Надеюсь, мы не долго будем ждать ответа?
27
Проводив гостей, Лидия принялась за уборку стола. Пока перемыла посуду, Федор Иванович, как всегда после обеда, ровно и мерно храпел на кровати. И на этот раз не нарушил своей привычки как человек, у которого все идет гладко и в служебных делах, и в личной жизни. Пристально вгляделась в его лицо с полуоткрытым ртом с примятым усом, с припухшими синеватыми жилками на веках. Хотела распечатать письмо, но в дверь просунулась голова, за ней виднелась другая: рабочим не терпелось узнать, что за комиссия приезжала и нет ли слухов о разработке ключа. Лидию вызвали на крыльцо. Все свободные, около двадцати человек, сидели на бревнах и курили.
— Я сама ничего не знаю, ребята, — сказала она. — Федор Иванович встанет, расскажет вам все.
— От него снега зимой не дождешься, от Федора-то Ивановича. — Один привстал и махнул рукой.
— Довольно вам болтать, как маленькие дети. Сматывайся, пока засветло, пока земля чернеет под ногами.
— А ты что, из главного управления уполномоченный приехал?
— Не из управления, а говорю — сматывайся, пока белые мухи не летают. Эксплуатироваться прииск не будет.
К прорицателю пристали с расспросами. Он насмешливо отнекивался, посмеивался. Наконец, рассерженно плюнул и сообщил, как один из членов комиссии сказал, идя с разведки: «Пусто, так пусто, нечего и голову морочить». На бревне примолкли, глубоко затягиваясь дымом из цигарок, перед большинством вставал вопрос: оставаться на Белоснежном или идти искать более надежного пристанища?
— А место-то какое: лесу сколько хочешь и на постройки, и на крепления, и на топку. Жалко такое угодье бросать.
Прорицатель еще раз посоветовал сматываться с разведки, пока не наступила зима. Кое-кто попробовал было усомниться в его словах, указывая на неплохие знаки в шурфах, но он еще убежденнее заговорил:
— Ему толкуют свое, а он — свое. Надо разбираться, умные головы! Знаки, знаки. Знаки везде есть, головы садовые.
Рабочие покинули бревно. Лидия смотрела на их удрученные спины. Повеяло тоской. Сколько напрасных трудов, забот. Сколько было надежд. Единственными признаками жизни в долине останутся столбы и пустые ямы с отвалами, и те скоро уничтожит время. В самом деле, как скоро привыкаешь к месту. Лидия повела взглядом по долине, раскинутой между невысокими спокойными хребтами, словно прощалась с нею.
Дома было тихо, только ровное дыхание мужа слышалось с кровати. Достала письмо из конверта, переданного Петей, и углубилась в чтение.
«Товарищ Лида!
Я решила написать тебе письмо. Мне Петя говорил о тебе, как о своем человеке, только тебя надо раскачать. Петю я недавно знаю: по-моему, это редкий человек. Когда я приехала на Алдан, мне показалось — в рай попала, в сравнении с жизнью в районе нацменов-орочон. Оказывается, неверно. Многое рассказал мне Петя, а тут случилось несчастье с твоей подругой и вышло как раз: и теория и практика. Работать среди орочон гораздо легче. Там, например, я на собрании без особой агитации закрепляла до 90 проц. членов кооперации «Буяга» и тут же получала членские и паевые взносы. Орочоны хорошо понимают, для чего нужна кооперация. У них нет недоверия, только много неразвитых и почти все неграмотные. На приисках, оказывается, гораздо труднее. Много, во-первых, чуждых, во-вторых — дефективных. Почему это так? Я заметила, что люди, занятые добыванием золота, гораздо отсталее индустриальных рабочих. У них развивается жадность, желание разбогатеть, — я, конечно, имею в виду главным образом старателей. Петя сказал однажды: «Прииски до сих пор были картежным игорным домом, а в картежном доме ничему хорошему не научишься». Замечательно верно. Ты выросла на приисках, наверное, привыкла ко многому и считаешь нормальным то, что на самом деле очень ненормально. Петя мне многое объяснил. Мы с ним, кажется, будем друзьями. Он ведь участник гражданской войны в Якутии.