Посередине комнаты появляется небольшой идол в виде кричащего агнца. Мученик пытается всмотреться, но вскоре догадывается, что мистический блеск из-под век мешает рассмотреть очертанья как следует. Откинув голову, он созерцает удивительный свод и необъятную Вегу. С почти инстинктивным страхом разум пытается побороть пагубное влечение.
Наконец, мученик начинает догадываться, куда он попал. Да, ведь он много читал об этом, боялся совершить грех, за который его заставят понести наказание, и он отправится скитаться впотьмах. Если прибавить к этому детскую боязнь темноты, то станет понятно и об источнике набожности, и о любой добродетели в целом.
С намерением отгородиться от окружающего хаоса, мученик замер, прикрывая лицо рукавом. Вега сверкнула, и он увидел, как к соседнему стулу пролетел мотылёк и принял красочный образ. Рыцарь в ламеллярном доспехе сидел неподвижно. Кираса с длинным подолом была залита кровью. Пластины и оплечья — пробиты болтами и стрелами. Из живота торчал искрящийся меч.
Эрик. Боже! (Слегка наклоняется, крестится.) Никогда бы не подумал, что со мной может произойти нечто подобное.
Рихард. «Ne malum alienum feceris tuum gaudium…» И зачем кричать? Ты ещё не понял, что отсюда выхода нет. (Безразлично проталкивает клинок сквозь себя.)
Эрик. Как? (Оглядывается по сторонам.) И где мы вообще? Ты что-нибудь знаешь?
Рихард. Слишком много вопросов. Я ничего не знаю, только — что нам, видимо, придётся провести много времени, перебирая пыль. Что ж, можно о чём-нибудь поговорить.
Эрик. Как тебя зовут?
Рихард. Какая разница… У обречённых нет имени. (Разглядывает робу, считая, что перед ним — фанатик.)
Эрик. Подожди, откуда такая уверенность? — Non liquet, я думаю, что есть способ выбраться.
Рихард. (Иронично.) Нет, но ты пытайся. Я понаблюдаю.
Эрик. Здесь нет ни дверей, ни стен.
Рихард. Очевидно. Что дальше?
Эрик. Лучше помоги, вместе мы сможем что-нибудь придумать.
Рихард. Я же сказал, — бессмысленно. Что бы ты ни попробовал, я уже испытал на себе.
Эрик. Тебе трудно попытаться? (Смотрит на него.)
Рихард. О, послушай, не надо.
Эрик. У меня складывается впечатление, что ты знаешь, где мы.
Рихард. Не совсем.
Эрик. Вот как?
Рихард. Хотя, у меня есть определённые догадки.
Эрик. Поделись.
Рихард. Ну ты можешь встать?
Эрик. (Берётся за спинку стула.) Не получается…
Рихард. «Sic fata voluerunt!» Просто готовься к новым разочарованиям.
Эрик. Прекрати.
Рихард. Нет, ты меня раздражаешь.
Эрик. Неужели? Да, и ты меня тоже.
Рихард. Вы, священники, равнолики. То — в отречении от мира, думаете, что добились всего, что вы познали радость и печаль, беззаботность и труды. Но вы — дети, ни на что не способные изгои, которые прячутся в своих позолочённых темницах.
Эрик. Судя по доспехам, ты крестоносец?
Рихард. Я обычный наёмник. Я знаком с крестоносцами, конечно.
Эрик. Вы должны служить церкви, а, значит, повиноваться и её представителям.
Рихард. Я ничего и никому не должен. (Решительно.) Церковь провозгласила себя «домом божьим», мостом меж двумя царствами. Но это не так.
Эрик. Еретик!
Рихард. Тебе виднее, но сейчас — это имеет значение?
Эрик. (Озлобленно.) Если бы тебя слышал орден, представь, что бы с тобою сделали.
Рихард. Как ты этого ждёшь, не бойся. Мы больше не услышим ни об ордене, ни о его дрянной морали.
Эрик. Да как ты смеешь!
Рихард. (Тяжело вздыхает.) Успокойся уже. (Вздрогнув.) Неужели ты…
Эрик. Что?
Рихард. Интересно. Когда ты родился?
Эрик. (Растерянно.) Не очень уместно... В тысяча сто семьдесят первом году от Рождества Христова.
Рихард. Да, понятно. Ты вжился в роль и ничего не помнишь. Он сообщил тебе что-нибудь?
Эрик. Ты о ком вообще?
Рихрд. Тот, кто ходит среди теней…
Эрик. (Настороженно.) Я никого не видел.
Рихард. Тогда ты мне вряд ли поверишь.
Эрик. Даже не собираюсь.
Последние слова отдают пеплом, как выжженный мглой Назарет. Во внезапном затишье пролетает другой мотылёк. Лопаются крылышки, и, в бушующем пламени, возникает образ купца.
Сцена вторая
Оба переглядываются. Мученик громко кричит. Рыцарь пытается снять шлем и заткнуть уши. Под идолом теперь чётко прослеживается разрастающаяся лужа крови. Когда мученик выдыхается и жадно скулит, купец тяжело вздыхает, мотая головой. Взгляд рыцаря падает на зрительный зал: собираются тени.