Выбрать главу

Гасанов его не слышал.

В окно ворвался ветер и зашевелил на столе газетами. Ибрагим машинально взял одну из них. На первой странице был его портрет. На снимке инженер Гасанов улыбался.

Стиснув зубы, Ибрагим скомкал газету. Затем, как бы опомнившись, осторожно расправил ее.

— Когда начинать? — обратился он к Рустамову.

— Через два дня.

Инженер подошел к окну, смахнул в море засохшую кисть винограда и сел на подоконник.

Внизу под мостик бежали усталые волны. Вот одна из них, покрытая, как бисером, блестящими пузырьками пены, докатилась до стальной трубы, разделилась надвое и исчезла.

На зеленой поверхности воды еще долго плясали веселые пузырьки…

Глава пятая

СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЛЫЙ ШАР

Закончился праздник на вышке.

Последними в кабину глиссера сели Агаев и Рустамов. Там уже сидел Гасанов. Он думал, что за все годы его работы в институте, пожалуй, не было столь тяжелого дня, как сегодня, когда празднуется «победа инженера Гасанова». Так об этом напечатали в газете.

Изобретатель равнодушно смотрел на решетчатый переплет стальных труб, темневший в зеленой воде. Несколько часов тому назад его радовало, что эту конструкцию сделал он, Гасанов, хотя раньше ни один человек не решался строить пятидесятиметровую башню на зыбучих морских песках. Но вот прилетела Саида… Как он ждал ее, как считал секунды, как мучился все эти долгие месяцы без нее! «Кстати, — сказала она, — я назначена в группу Васильева». Отныне вся ее жизнь, все помыслы будут рядом с ним, Васильевым. О, как хорошо это знает Ибрагим!.. Саида всю себя до конца отдает любимой работе. Без нее нет жизни для Саиды… А как мечтал Ибрагим о том, что Саида поможет именно ему и станет рядом с ним, а не с чужим, московским инженером, который своим приездом причинил Ибрагиму столько горя!..

— Ну, кажется, все уехали, — услышал Гасанов голос директора. Агаев вытер вспотевший лоб и вытащил свою зеленую трубку. — Студента пригласили на сегодняшний вечер? — спросил он Рустамова, выколачивая пепел о борт кабины.

— Да-да, конечно, — ответил парторг и подал знак, чтобы заводили мотор. — Я хотел тебе сказать, — продолжал он, — что все мастера согласились идти на васильевские работы. Думаю, здесь мы оставим Григоряна — учить молодежь, если Ибрагим не будет возражать.

— Весь праздник ему испортил! — Агаев улыбнулся, попыхивая трубкой. — Но ты знаешь, Ибрагим, у нас не было другого выхода.

Гасанов устало махнул рукой и отвернулся к окну. Директор института не знал, что Рустамов сообщил инженеру о временном прекращении монтажа нового основания, и приписывал его огорчения только тому, что с вышки берут опытных мастеров.

Зарокотал мотор. Взметнулась водяная пыль. Глиссер помчался к берегу, оставляя за собой белую ленту пены.

* * *

В кабине, прилепившейся у основания решетчатой башни, Синицкий рассматривал мраморные щиты с приборами автоматического управления.

— Значит, этот манометр контролирует… — продолжал студент свои расспросы, обращаясь к дежурному мастеру, — контролирует…

Он случайно поднял голову и увидел в окно удаляющийся глиссер.

Синицкий выбежал наружу. Все уже уехали! Неужели он так задержался?.. На островке, кроме дежурных, никого не было. Вдали бледнела, рассеиваясь, поднятая глиссером водяная пыль.

Синицкий возбужденно зашагал по дощатому настилу. «Досадно! подумал он. — Пока вызовешь лодку или глиссер, пройдет много времени».

Гулко отдавались шаги: взад-вперед, взад-вперед…

Из комнаты отдыха вышел рабочий и удивленно посмотрел на Синицкого.

— Это, наверно, о вас спрашивали?

— Наверно, — нехотя ответил Синицкий.

Рабочий выжидательно замолчал. Увидев, что Синицкий не старается поддерживать разговор, он отвернул кран водопроводного шланга и осторожно, чтобы не забрызгать гостя, начал мыть настил, тщательно и сосредоточенно, как палубу корабля.

Синицкий взглянул на часы и с досадой нахлобучил шляпу, чтобы уж ничего не видеть. «Как все неудачно получается! В девять в институте вечер. Разве можно опаздывать!»

Он направился было к радиостанции, чтобы вызвать берег. Вдруг до его слуха донесся рокот мотора. Рокот постепенно приближался, заглушая шипенье и плеск волн под настилом тонконогого островка.

Синицкий забежал с другой стороны вышки.

К мостику двигалось странное сооружение. Оно было похоже на теплоход, уменьшенный во много раз. Но это оказалось только первым впечатлением. Мачты с растянутыми между ними антеннами разных видов, мигающие сигнальные лампы, какой-то прожектор на треножнике, большой фанерный щит с приборами напоминали необычную плавучую лабораторию… По борту сияла выведенная золотом надпись: «Кутум».

На палубе, доставая головами до проводов антенн, стояли четыре «научных работника». Самому старшему из них на вид было не больше семнадцати лет.

Разрезая волны, «теплоход» проплывал под мостиком… У правого борта стоял юноша — серьезный, полный важности и собственного достоинства. Весь его костюм состоял из голубой майки, закатанных до колен штанов и ремня с пряжкой, надраенной до солнечного блеска. Другие сотрудники «плавучей лаборатории» были одеты примерно так же. Самому высокому из них, тощему, сумрачному парню, пришлось наклониться, когда «теплоход» проплывал под мостиком вышки. У одной из мачт стоял маленький радист с самодельной радиостанцией, подвешенной возле окна каюты.

Синицкий с любопытством наклонился над перилами мостика.

Основанием всего этого занятного сооружения была старая парусная лодка, модернизированная ребятами по требованиям современной техники. Все надстройки на ней были сделаны из просмоленной и крашеной фанеры. «Модель плавучей лаборатории в одну сотую натуральной величины», подумал Синицкий, представляя себе чертеж с такой пометкой. Он подошел к причалу. Его заинтересовали эти ребята.

— Опоздали! — разочарованно вздохнул высокий паренек. На темном, загорелом лице его блестели белки глаз. — Попадет нам от Мариам. Я тебе говорил, Степунов, — он обратился к товарищу в белом парусиновом костюме, — мотор надо было проверить перед испытаниями… Али! крикнул он в иллюминатор. — Сколько раз мы останавливались? Посмотри у Степунова в журнале.

— Восемнадцать, — послышалось из окошка.

— А шли сколько времени? — Сейчас он обращался уже к Степунову.

Тот взглянул на будильник, висевший на внешней стенке каюты, и деловито ответил:

— Один час сорок семь минут.

— Удивительная точность. Если бы так же четко твой мотор работал! Из-за тебя ведь опоздали. Видишь, никого нет… Пошли назад! — со злостью скомандовал он. — Зря мы решили похвастаться своей посудиной.

— Постойте, ребята! — крикнул Синицкий. — Что вы здесь делаете?

Ребята только сейчас заметили его.

— Да так, ничего. Лодку свою пробуем, — нехотя ответил старший. Самый полный назад! — со смехом крикнул он. — Домой!

— Подождите, ребята! Вы сюда ехали?

— А как же, — отозвался самый маленький из ребят. Он снял с головы наушники, выключил радиостанцию и огорченно добавил: — Хотели на праздник в своей лодке приехать, да вот опоздали…

— И я опоздал, — с улыбкой заметил Синицкий, рассматривая ребят.

— Тоже ничего не видали? — сочувственно спросил кто-то из ребят.

— Да нет, хуже: я в институт к Гасанову опаздываю…

— Это, значит, к нам! — обрадовался старший. — Садитесь, довезем. Как говорится, на восьмой скорости!

— На восьмой?

— Ну да! Только что испытывали, — с сознанием собственного превосходства пояснил Степунов. — Максимальная отдача энергии, форсированный режим — все это вещи обыкновенные. Мотоциклетный мотор, а вроде самолетного получился. В общем, не беспокойтесь! В институте вы будете раньше всех.

— Вот и чудесно! — Синицкий ловко спрыгнул с настила и уселся на борту. — А я уже хотел лодку вызывать.

Прежде всего он показал ребятам свой магнитофон. Надо же отплатить им за любезность!