и черная, хорошо удобренная земля. А Коле Базе надо
ело лежанье в траве, тоскливо было. Ружье под ладонью
отпотело, стало горячим; понюхал ладонь — она отда
вала кислым железом. «Старое ружьишко, чего гово
рить, уж года два как не пользовался, наверное, рж ав
чины толсто, надо будет вечерком почистить». Еще по
лежал, томимый бездельем и любопытством: так хоте
лось подойти и хоть одним глазком подсмотреть, чего
делают там мужики, а вдруг действительно откопают
клад. Но просто так появиться перед людьми был не в
силах, он даже помыслить не мог, как пойдет сейчас
на холмушку, чиркая о траву сапогами, и четыре любо
пытных глаза станут прощупывать его и смотреть, как
волк на бердану. И вдруг опять вспомнил давний авгу
стовский вечер, промозглый и темный. Как они тогда
бежали, как бежали, век не забыть; а если подумать
130
камень, и его протяжный всхлип всполошил и ополоу-
мил.
«...А что как их выпугаю, а? Пусть неповадно будет
чужие могилы зорить. На старости лет совсем ума рех
нулись. Гриша Таранин совсем старик, а туда же ле
зет. А вдруг что есть?..»
Но дальше Колькино воображение не сработало. Он
поудобнее перехватил ружье — шестнадцатый калибр,
выскочил из травы и дико вскричал, как будто кому-то
перехватывали горло и медленно пилили ножом, это
был не крик даже, а скорее вопль, который трудно пе
редать, и, наверное, у самого закаленного и смелого ду
шой человека от ужаса бы отделились от темени волосы
и сердце застряло в горле. Коля База бежал с этим
нелепым криком и потрясал ружьем, а потом как-то сра
зу увидал трясущиеся щеки Ивана Павловича, его си
ние инфарктные губы и белые пустые глаза старика
Гриши. Об эти мертвые глаза парень словно бы спотк
нулся и застыл, еще переминаясь с ноги на ногу и не
зная, куда девать ружье. Он собрался было сказать гру
бовато: «Ну что, в штаны наклали с испугу?» — и это,
в его понимании, выглядело бы, как просьба о проще
нии, но Гриша Таранин опередил и визгливым фальце
том закричал:
— Придурок, харя арестантска! Глаза-то отвори по
шире. — Он с плеча замахнулся штыковой лопатой, и
если бы Коля База не отпрыгнул, то срезал бы его по
самые колена, ибо лопата была по-хозяйски направлена
накануне.
— Эй ты, соплей зашибу!— с веселой злостью закри
чал парень, приходя в себя и уже оправдывая свой по
ступок, потому как еще мгновение назад, глядя в мерт
вые глаза старика, испугался, наверное, больше мужи
ков.— А ну, руки вверх!— подбросил незаряженное
ружье к плечу, но кладоискателям было невдомек, что
патронник пуст, они завороженно смотрели на черный
зрачок дула и снова опадали сознаньем. Иван Павло
вич молчал, но синие губы что-то шептали, и пальцы
шарили по воротнику рубашки. Потом он с удушливым
хрипом выдавил:
— Под суд пойдешь...
— Да-да, под суд!— кричал горловым голосом Гри
121
тюрьмы не выползти. Сгниешь там.
— Молчи ты, дерьмо на палочке. Руки-руки,— входя
в азарт, уже приказывал Коля База, и зеленые глаза
наполнились отчаянным нахальством, словно парень
уже махнул на все рукой и отринул последние надеж
ды: а, все одно пропадать, так хоть повеселиться остат
ний денек.
— Отдай ружье. А то — под суд за покушение, —
уже твердо сказал Иван Павлович, напрягая суровый
взгляд и внешне становясь самим собой, осанистым,
прочным на ногах, умеющим тихим голосом поставить
человека на должное расстояние.
— А я тебя в упор ненавижу! Да-да,— запальчиво
заговорил Коля База, в душе пугаясь птичьих .немигаю
щих глаз и механического голоса Ивана Павловича.
— Последний раз повторяю, отдай ружье.— Видно,
по колена в могиле неловко было стоять, и Тяпуев ре
шил выбраться наверх, чтобы не таким до обидного
низким выглядеть перед этим дураком.
— А ну, не балуй,— щелкнул курком.— Думаете, я
с вами шутки шутить буду? А не-ет. Я ведь тебя, фрук-
тика, еще на тоне раскусил. Фуфыра, пальчик нарасто-
пырку, вишь ли, грязь ему, будто и не в навозе родил
ся. Вон мозоль-то наел. Гробы тревожить задумал,
останки. Как это называется, по какой статье, а?.. Он
мне еще угрожает, хорек вонючий. Д а это же мародер
ство, таких расстреливать надо. Что, молчишь? То-то, и
правильно делаешь, что молчишь, потому что нечего
сказать — кругом виноват. Припечатают статью, видит
бог, припечатают, на старости лет закукуешь, вместе
сядем. Наказал, чтобы старуха сухари сушила, нет?
Коля База говорил медленно, с сипотцой, резиновый
сапожище выдвинул на край осыпи и, пошевеливая им
перед самым лицом Ивана Павловича, наслаждался
собственной властью. А Тяпуев оказался в роли уни
женного и 'страдал от собственного бессилия. Гнев ду
шил его, захлестнул с краями, казалось, что Иван П ав
лович состоял сейчас из одного только гнева, порой
мелькала взбалмошная мысль кинуться на бандита, а
там будь что будет, но тут же крохотный сторож в
мозгу окрикивал: одумайся, перед кем стоишь — этот
идиот спокойно может пальнуть. Тяпуев никогда еще
122
мешали дышать, и слеза просилась вон. Не хватало
еще заплакать, нет-нет...
— Ну веди, куда поведешь?— освободившись от за
тычки в горле, глухо сказал он и, не обращая внимания
на ружье, пыхая грудью, полез из ямы.
А солнце уже стояло над самой головой, комар ска
тился от жары в тенистые места, осел в траву; озеро,
полное воды, прогнулось в берегах, и там залегли чер
ные тени, но по самой середке плавилась мелочь, ту
скло отсвечивая серебристыми стрелками сквозь верх
нюю воду, золотые круги рождались и вспухали словно
из ничего, и чудилось, что из безоблачного неба идет
солнечный дождь. Какое благословенное место на зем
ле; нет, знали все-таки наши предки, где осесть, срубить
избу, заполнить ее детьми. Но тогда чего же не хватало
им, коли они разрушили потом с таким трудом разогре
тый очаг,. покинули жальник предков своих и выстра
данные мучительным потом пашни? Ради чего? Неуже
ли им не хватало того мира, из которого их изгнали и
от которого веками было суждено таиться им? И наки
нув личину смирения, они вернулись в мир, суровые
староверы, и растворились в нем, сохраняя в душе
прежнюю веру. Странные люди, странные люди...
— Ну веди, чего стоишь?— уже приказал Иван
Павлович, чувствуя свою незыблемую правоту и чест
ность.
— Да-да, веди,— поддакнул старик.
А куда же он мог увести их, чудаковатый парень,
страдающий от собственных желаний и силящийся по
нять их только голосом сердца и оттого запутавшийся
еще больше? Но он не в силах был просто так явиться
к людям, от которых бежал, и повинно склонить голо
ву. Роль отчаянно-безрассудного человека нужно было
доиграть до конца, и Коля База, непокорно клоня круп
ную голову и разжигая в глазах зеленую дурнинку,
прикрикнул:
— И поведу, да. А ну — шагом марш, красавчики!..