вясь встретить огромную убийственную силу. Но про
шли минуты, а снаряд, как жирный боров, только пыш-
кнул в захолодевшей земле и, остывая, замолчал. В
укрытии сначала осторожно зашевелились, закряхтели,
кто-то опять громко и холодно сказал: «Сволочи!» — и
матерно выругался, освобождая душу от страха. А
Феде Чудинову стало вдруг знобко и противно, он мел
ко дрож ал, и холодный липкий пот бежал по ложбинке
спины, голова стала горячей, и больно застучало в вис
ках.
Стояла могильная тишина, которая живет лишь на
кладбищ ах да в покинутых домах, и сразу стало тре
вожно и дурно леж ать в земляной норе, потянуло у з
нать, что делается на белом свете, но никому не хоте
лось вылезать первому, каждый думал, что на это ре
шится кто-то сам, без понуканий. Тот ж е ледяной голос
сказал в темноту:
— Наших-то, знатье, всех положили. З а реку никто
не идет, и оттуда не вертаются.
— С алаж ня все, им бы девок за банями жать, а не
воевать, — откликнулся второй голос.
— Тут не знаешь, от чего и сдохнешь, —поддержал
и Ж вакин. А Федя Чудинов, который сидел скорчив
шись, повалился головой вперед и пополз на выход.
— Тише ты, лешак!
— А чего колеть-то. Тут и подохнуть, што ли?—под
держ ал Чудинова Степан Ж вакин. — Ты, парень, у з
най, что там. Лучше уж на свете белом пасть, чем тут
гнить. Там хоть подберут да под крест положат.
Федя протиснулся меж телами, отвел плащ палатку,
но в укрытии светлее не стало, потому как на воле ж и
ла ночь. Однако глаза вскоре попривыкли, откуда-то н а
гнало сухой холодный ветер, опавший лист жестяно по
скрипывал, кружил по обгоревшей земле, а может, это
одинокие вылинявшие травины колотились по остывше
му железу, разбросанному вокруг, потому что шум был
тоскливый и мертвый. Чудинов не сдержался и, уни
мая гул в висках, совсем вылез из норы, посмотрел
251
бревна. И тут настигла его внезапная мысль: «А каково
было бы им, если бы штабель раскатило?..» Чудинов
поежился от запоздалых размышлений, кругом было
беспросветно и глухо, как в огромном лесу. Он еще
прислушался и едва уловил дальнюю канонаду, при
гляделся и трудно рассмотрел голубые сполохи ракет,
словно в небе заж игали спички.
— Ну как? — спросили все, когда Чудинов вернул
ся в нору.
— Глухо, как в танке...
— Чего колеть-то тут, — опять настойчиво повторил
Степа Ж вакин, и в его голосе родилась ефрейторская
распорядительность. — К своим, значит, попадать надо.
Правильно я говорю? Тут, значит, по парам разойтись
и до своих толкаться. Сумерки надо захватить и Бороу
хи обходом миновать. Тут если сидеть, кроме могилы
ничего не схлопочешь. Правильно я говорю?
Ефрейторский голос побуждал двигаться, и солдаты
саперного батальона (все дядьки в годах) молча потя
нулись на выход, с тихим шорохом и сопением раство
ряясь в ночи. И Федя Чудинов тоже полез следом за
ефрейтором Ж вакиным, тыкаясь лицом в его кирзовые
сапоги.
Поначалу темь будто оглушила, осадила назад,
а потому сели, прижавшись спиной к штабелю и расте
рянно всматриваясь в ночь: было тихо, только вдали,
совсем не беспокоя тишину, будто катали бочки по бу-
лыгам винных погребов, — не умирала канонада, да
прямо из земли вдруг вставали белые слепые сполохи,
недолго жили в небе и беззвучно таяли, не нарушая
горький мрак.
Но вскоре на закрайках неба родился легкий отсвет,
заметнее стали быстрые хвостатые тучи, меж которыми
изредка просверкивало дымчатое небо: облака рвались
за реку Великую и были похожи на тяжелую гарь. По
том и трава родила серебристый глянец, и' на торцы
бревен легла влаж ная белая плесень. Значит, надо было
спешить, потому что часа через два рассвет оживет
в полную силу. И ефрейтор Ж вакин уже мысленно шел
заброшенной пашней, посреди которой большим валу
ном проросли Бороухи, стремился к окольному лесу,
где можно было переждать день.
252
значило, что пора подниматься, и они отправились в
сторону села, часто спотыкаясь о распаханную снаря
дами землю и страшно матерясь шепотом. Ефрейтор
оказался легким на ногу, шел он быстро, постоянно те
ряясь в ночи и неожиданно проступая вновь темным
неровным пятном; Ж вакин поджидал парня, дергал его
за рукав, и какое-то время они так и шли вместе, буд
то на прогулке, но ефрейтору было неловко тянуть Ч у
динова, он отступался от него и опять растворялся во
мраке.
А посветлело неожиданно: вдруг проступили гривы
выброшенной земли, воронки с тусклыми блестками во
ды на дне, истерзанными орудиями и телами убитых,
будто прилегших на мгновение солдат, которых сморил
смертельный сон. В сумерках они казались живыми, и
даж е чудилось, как всхрапывают они, чмокают еще не
затвердевшими мальчишескими губами, переваливаю т
ся на бок, поджимая от холода коленки к самому под
бородку, леж ат лицом вниз, будто после утомительного
жаркого сенокоса, а один сидел у лафета, запрокинув
ледяное лицо, и пристально и безотрывно смотрел в не
бо, по которому бежали хвостатые дымы.
Чудинов переступал тела, тупо всматриваясь в мерт
вых, его мучило непонятное беспокойство, он порой пе
реводил взгляд вперед, где растворилась спина Ж ва-
кина, и хотел бежать следом, но будто кто-то держ ал
его посреди поля, на котором еще леж ал отсвет боя и
недавней жизни. И он все замедлял шаги, и с болез
ненным любопытством вглядывался в трупы, словно бы
представляя себя среди них, и невольно уж асался еще
не издерганной самолюбивой душой-. И оказывалось, что
душа его мучилась как бы сама по себе, ибо любопыт
ство не оставляло Чудинова, и он уже совсем забыл
ефрейтора и где находится. Вдруг Феде захотелось есть
до судорожных спазм, и он вспоминал, что трое суток
не ел. Прямо под ногами леж ала офицерская сумка,
Чудинов машинально поднял ее, раскрыл и нашел там
кусок старого хлеба и два вареных яйца. Ему подума
лось поначалу, что это, наверное, н е к р а с и в о обш ари
вать мертвых, но эту мысль замутила другая: мол, а
нельзя ли тут найти что-нибудь еще, и, подавляя чувст
во брезгливости, он стал шарить в чьих-то. шинелях,
253
Порой застывшие руки мертвых мешали ему, и тогда
он отгибал их на сторону и подбирался к карманам.
Потом Федя увидел вещмешок и потянулся к нему,
уже не вставая на ноги, а колени скользили по крутой
осыпи воронки, и, чтобы не сползти в нее, он схватился
за чье-то тело и, уже подтягивая мешок к себе, неволь
но поднял глаза. Солдат леж ал на откосе, чуть подвер
нув голову к левому плечу, и глаза, почти черные на
мертвом меловом лице, пристально глядели на Ч у
динова. Федя мюг поклясться, что смотрят они как
будто с другой стороны стекла и хотят что-то спро
сить, но мешает солнечный луч, который упал на
стекло с улицы и отразился в нем. Еще не отдавая
себе отчета в том, что он делает, просто повинуясь тай