— Насколько это возможно, сэр. Но в Нью-Йорк мы зайдем обязательно. Если же забастовка будет продолжаться, придется подниматься до реки Святого Лаврентия. Сейчас трудно сказать.
— Загадочность, романтика и приключения,— улыбнулся Каррерас.— Все так, как гласит рекламный проспект,— он смотрел мимо меня.— Похоже, что к вам посетитель, мистер Картер.
Я повернулся на стуле. Посетитель был действительно ко мне. Рыжик Уильямс — Рыжиком его называли за огненный цвет волос — двигался в моем направлении. Он был в безупречно отглаженной белой форме, левой рукой прижимал к себе форменную фуражку. Рыжик, которому исполнилось шестнадцать лет, невероятно стеснительный и впечатлительный, был нашим младшим юнгой.
— Что случилось, Рыжик? — по старому морскому обычаю к юнгам следует обращаться только по фамилии, но все звали его Рыжиком и не иначе. Обратиться к нему по-другому было просто невозможно.
— Привет от капитана, сэр. Не могли бы вы подняться к нему на мостик, мистер Картер?
— Сейчас буду.— Рыжик уже повернулся, чтобы уйти, и тут я заметил блеск в глазах Сьюзен Бересфорд, который обычно предвещал очередной выпад в мой адрес. На этот раз, вероятно, речь пойдет о моей незаменимости, о растерянном капитане, который, оказавшись в безвыходном положении, шлет гонца за своим верным помощником. Я не стал рисковать, хотя и подумал, что она не из тех, кто может говорить так в присутствии юнги, поднялся, произнеся: «Прошу прощения, мисс Харбрайд, прошу прощения, джентльмены», быстро направился за Рыжиком в дверь, ведущую в коридор правого борта. Рыжик ожидал меня.
— Капитан в своей каюте, сэр. Он ждет вас там.
— Что? Но ведь ты сказал...
— Да, сэр. Капитан приказал сказать так. На мостике мистер Джеймисон,— Джордж Джеймисон был нашим третьим помощником.— а капитан Буллен находится в своей каюте. С мистером Каммингсом.
Я кивнул и направился туда. Я припомнил, что Каммингса не было за столом, когда я уходил из ресторана, хотя он присутствовал в начале ужина. Каюта капитана находилась непосредственно под капитанским мостиком, и я был там через десять секунд. Постучав в полированную тиковую дверь и услышав сердитый голос, я вошел.
Компания «Голубая почта», несомненно, хорошо позаботилась о своем коммодоре. Хотя капитан Буллен и не был поклонником сибаритской жизни, он никогда не жаловался, что его балуют. Он занимал трехкомнатную каюту-люкс с ванной, оборудованную во вкусе миллионеров, и дневную каюту, где мы и находились в эту минуту. Она отвечала запросам человека из любого сословия: ноги утопали в толстом красном ковре, стены были обшиты сикоморовыми панелями, узкие дубовые планки создавали облицовку потолка, дубовая мебель была обтянута зеленой кожей. Когда я вошел, капитан Буллен взглянул на меня. Он вовсе не был похож на человека, который наслаждается уютом своего жилища.
— Что-то случилось, сэр? — спросил я.
— Садитесь,— он указал на стул и вздохнул.— Серьезные неприятности. Пропал Бенсон — Банановая Нога. Об этом сообщил Уайт десять минут назад.
Хотя, когда звучало «Бенсон — Банановая Нога» и казалось, что речь идет о прирученной человекообразной обезьяне или, в лучшем случае, о профессиональном борце из провинциального цирка, это прозвище носил самый учтивый, самый вежливый и прекрасно воспитанный, наш лучший старший стюард Фредерик Бенсон. Он пользовался заслуженной репутацией ревностного поборника дисциплины. Однажды, когда кто-то из его подчиненных удостоился жесткой но совершенно заслуженной выволочки, этот провинившийся обратил внимание на незначительный зазор между коленями Бенсона и, как только тот отвернулся, не замедлил наградить его этой кличкой. Она так и пристала к Бенсону, главным образом из-за того, что была неуместной и не соответствовала действительности. Уайт же был помощником старшего стюарда.
Я молчал. Буллен не любил людей, особенно своих офицеров, которые имеют привычку переспрашивать, восклицают, бесполезно повторяют уже сказанное. Вместо этого я взглянул на Говарда Каммингса, сидевшего напротив капитана.
Невысокого роста, пухлый, добродушный и необыкновенно хитрый ирландец, начальник хозяйственной службы корабля Каммингс был самым главным после Буллена лицом на корабле. В этом никто не сомневался, несмотря на то, что сам Каммингс старался не выделяться. Хороший начальник хозяйственной службы на корабле ценится на вес золота, и Каммингс был своего рода бесценной жемчужиной. За те три года, которые он провел на «Кампари», у нас практически не было ни конфликтов с пассажирами, ни жалоб от них. Говард Каммингс обладал удивительной способностью договориться, уговорить, найти компромисс, сгладить острые углы и успокоить взволнованных пассажиров. Капитан Буллен скорее мог дать отрезать свою правую руку, чем отказался бы от присутствия Каммингса на борту.
Я посмотрел на Каммингса по трем причинам. Он был в курсе всего, что происходило на корабле — от тайных финансовых сделок, которые замышлялись в телеграфном салоне, до сердечных драм, которые волновали младшего кочегара в машинном отделении. Он руководил всеми стюардами. И, наконец, он был близким другом Банановой Ноги.
Каммингс перехватил мой взгляд и отрицательно покачал головой.
— Извини, Джонни. Я знаю не больше тебя. Видел его до ужина, где-то без десяти восемь, когда выпивал с пассажирами.
Каммингс «выпивал» из особой бутылки, в которую вместо виски заблаговременно наливался имбирный лимонад.
— Перед тобой здесь был Уайт. Он сказал, что видел Бенсона, во время вечерней уборки люкса номер шесть. Это было в восемь двадцать, полчаса назад, быть может, сорок минут. Они должны были вскоре встретиться, потому что каждый вечер последние два года при любой погоде Бенсон и Уайт выходят на палубу, чтобы выкурить по сигаре, когда пассажиры уходят на ужин.
— Постоянно в одно и то же время? — прервал я.
— В одно и то же время. Обычно в восемь тридцать, однако никогда не позже восьми тридцати пяти. Но не сегодня. В восемь сорок Уайт отправился к нему в каюту. Его там не было. Уайт позвал на поиски нескольких стюардов, и опять ничего. Он послал за мной, а я обратился к капитану.
А капитан послал за мной, подумал я. Послал за надежным, верным Картером, когда появилась грязная работа. Я взглянул на Буллена.
— Обыск, сэр?
— Именно обыск. Пропади все пропадом, одна неприятность за другой. Сделай это по возможности аккуратно.
— Конечно, сэр. Могу ли я взять с собой Уилсона, боцмана, нескольких стюардов и матросов?
— Хоть лорда Декстера и его совет директоров, лишь бы нашли Бенсона,— проворчал Буллен.
— Будет исполнено, сэр.— Я обратился к Каммингсу: — Как у него со здоровьем? Головокружения, обмороки, сердечные приступы?
— Только плоскостопие,— улыбнулся Каммингс, хотя ему было не до улыбок.— Он прошел ежегодный медицинский осмотр у доктора Марстона. Полный порядок. Плоскостопие — заболевание профессиональное.
Опять повернулся к капитану Буллену:
— Мне требуются минут двадцать или полчаса, чтобы вместе с мистером Каммингсом спокойно осмотреться, прежде чем начнем действовать, и ваше разрешение все проверить.
— Действуйте в разумных пределах.
— Проверять все? — настаивал я.— Иначе это станет пустой тратой времени. Вы тоже так думаете, сэр?
— Боже мой! И все это спустя каких-то два дня со времени переделки, в которую мы попали на Ямайке. Вы помните, как реагировали пассажиры на таможенников и американских моряков, которые обыскивали их каюты? Совет директоров будет в восторге,— он устало посмотрел на меня.— Полагаю, вы имеете в виду каюты пассажиров?
— Мы будем действовать аккуратно, сэр.
— Даю вам двадцать минут. Я буду на мостике. Будьте добры, не наступите никому на любимую мозоль.
Мы вышли, спустились на палубу «А» и повернули направо, в длинный центральный коридор, вдоль которого были расположены каюты люксы верхней палубы. Здесь находилось шесть люксов, по три с каждой стороны. Ожидая нас. Уайт нервно мерил шагами коридор. Жестом я подозвал его. Худощавый, лысеющий, с постоянно обиженным выражением лица человек, который страдал одновременно и от хронического расстройства пищеварения, и от чрезмерной добросовестности, торопливо приблизился к нам.