Грачев же, в расстегнутой льняной прохладной рубашке, в старых спортивных шароварах, вовремя наливая опорожненные стопки и подхватывая на лету фразу, умело вел роль тамады в этой своеобразной гудящей под открытым небом степенной компании, которой впереди предстоял простенький преферанс на полкопейки, здоровый сон на свежем воздухе и долгая трудовая неделя — последняя до отпуска рабочая неделя институтского коллектива…
Артема в этот день занимал отнюдь не праздный вопрос: как добиться того, чтобы Леночка Шварц пошла с ним вечером на танцы в парк. Леночка нравилась ему уже давно, и она чувствовала это, но почему-то избегала оставаться с ним вдвоем, предпочитая шумные дурашливые компании, бесконечные проходки по центральному городскому «бродвею», где фланировали франты в цветных рубашках с отворотами и в брюках-дудочках. Она могла говорить там о чем угодно: о модах, выкройках, о сногсшибательных кинофильмах и о том, кто за кого вышел замуж, и вся ее стая подруг-медичек вызывала у Артема волчью затаенную ненависть. Он терпеть не мог худосочных, вечно обиженных некрасивых девиц, которыми Леночка окружала себя, словно подчеркивая свою эффектную выигрышную фигуру, крупные плечи и смоляные волосы, распущенные до пояса. Артем считал, что Леночка дразнит его, заставляя скучать среди сплетничающих, вечно кому-то завидующих девчонок. Он поневоле слонялся за ней, покупая подругам пирожное в кафе или ненавистные кисло-сладкие соки с мякотью, рассказывал им студенческие анекдоты, и все ради того, чтобы под вечер, когда все изматывались от ходьбы, остаться хоть на полчаса с Леночкой, проводить ее до подъезда, и там, уже наедине, успеть прочитать ей пару только что вычитанных стихов или рассказать, куда он собирается летом с Терентием и Мишкой Козелковым! Артем надеялся увлечь Леночку идеей похода на байдарках по реке Белой, в самом сердце горной Башкирии, где было навалом рыбы, неисхоженных пещер и где можно было загореть и накупаться не хуже, чем на черноморском занюханном пляже где-нибудь в Сочах или в Афоне. В мае уже обновили две только что купленные байдарки — одну Артемову, другую Мишкину, и Артем взахлеб рассказывал девушке о горных перекатах, о липовых цветущих уремах, где пели оглашенные неистовые соловьи, о настенных рисунках, найденных ими при свете самодельных факелов в глубине Амангельдинской пещеры… Они сняли тогда с Мишкой киноочерк, к которому Тэд написал остроумный добротный текст, и этот фильм обещали вот-вот показать по телевидению, по поводу чего Леночка шутливо иронизировала: «Его держат, чтобы вырезать кадры, где ты, Темочка, бегаешь в папиных трусиках до колен…»
Конечно, Леночка, как дочь портного, знала многое о семье Орловых, но зачем намекать на людях, что папаша — отнюдь не поклонник спорта, не знающий, с какой стороны подойти к купальне и предпочитающий домашнюю пижаму любым вылазкам на природу.
Сегодня Артем хотел рассказать Леночке и о вчерашнем визите Богоявленского, о котором он успел прочитать в киноэнциклопедии и даже выучить его роли в знаменитом ФЭКСе, где в начале своей стремительной карьеры тот играл самые разные роли — от суровых красноармейцев до наглых коммерсантов-хищников. Это поразило юношу, пленило воображение. Ему было о чем поговорить с Леночкой наедине, но как заранее отшить вездесущих подружек, которые небось с утра засели в квартире у Шварцев, дуют растворимый кофе и стрекочут о Брижит Бардо, Софи Лорен и прочих звездах…
Артем долго возился перед зеркалом, бриолиня прическу, меняя галстуки и подбирая брюки. Что и говорить, Леночка обожает модных парней, а чуть что не так — примется колоть ему в глаза вышедшими из моды поясом или пенсионерскими отворотами на брюках.
Ладно, мать понимает сына, и охотно дает ему средства на ателье, где работает тот же Шварц, принимая клиентов строго по выбору и предпочитая получать плату не через кассу. Подумаешь, закройщик-модельер, нос воротит, если принесешь ему перелицевать тройку… Небось, в войну жил, как мышь, а теперь важничает… И Артем сердито выдернул из штанины белую нитку, которой был прихвачен матерчатый лоскуток с меловыми цифрами, написанными корявым шварцевским почерком…
Потом он набрал номер Леночкиного телефона и, конечно же, услышал, как в трубке, поднятой Шварцем, раздались отдаленные женские взвизги и хихиканье…