— Нисколько, Ральф, нисколько. За свои семь лет лауреатства я привык не к такому. К сплетням, дорогой Ральф, я отношусь философски. Сплетня — весьма относительная категория. Мне они, например, лишний раз напоминают, что я самый молодой из трех лауреатов Бултона, — с плохо скрытым вызовом ответил Дэвис.
— Ну и прекрасно, я очень рад за вас, а мысли ваши только подтверждают правильность моих рассуждений, — загудел Беннет довольно.
— С вашего позволения, я их продолжу, — предложил Томас Арчер.
— Вы? — удивился Беннет. — Прошу вас, друг мой.
— Ваша гипотеза заключается в том, что вся история с созданием взрывчатки может быть сведена к одному — господина Нобеля обуяла жажда обессмертить свое имя, а раскаяние — лишь предлог. Не так ли?
— Прекрасно, друг мой. Вы отлично владеете логикой и являетесь достойным помощником своего шефа, — обрадовался Беннет.
— Но кто знает, как в действительности обстояло дело? — заметил О’Нэйл.
— Никто. И обстоятельство это лишь говорит в пользу гипотезы мистера Беннета, — ответил Арчер.
— Да, друг мой. Факт, не являющийся относительным, — то, что наш гостеприимный хозяин семь лет — носит звание лауреата.
— Но само значение лауреатства весьма относительно и может и. не подтверждать значения вклада профессора в науку, — настаивал Арчер.
— Полно, друг мой. — Беннет отложил сигару. — Ну зачем же меня подозревать в черной зависти, да еще подменяя понятия?
— Я подозреваю вас в объективности, — заявил Арчер.
— Можно и так. — Беннет улыбнулся. — Как бы то ни было, вклад доктора Дэвиса велик и оценен по достоинству. А вся та газетная шумиха, которая так и не деморализовали профессора — лишнее подтверждение того, что Нобелевский лауреат выбран воистину по заслугам.
— Благодарю вас, — сквозь зубы сказал хозяин.
— Однако, господа, разрешите откланяться, — я обещал Анабелле прийти домой пораньше. Спасибо за приятное общество и всего доброго, господа! — Профессор Беннет величественно удалился.
— Парфянская стрела достигла цели, — прокомментировал его уход Арчер, глядя на помрачневшее лицо своего шефа.
— Да ты, видно, позабыл, Джо, что он исходит желчью ко всем и вся. На мой взгляд, никакого скандала не было вообще. Зря ты подыгрываешь завистнику, копающемуся в грязном белье.
— Спасибо, Говард. Ты прав — по сути Беннет прямо сказал, что я слишком молод для Нобелевского лауреата. Между прочим, это выпад и в ваш адрес, Томас.
— Мне кажется, Беннет имел в виду другое, — ответил Арчер.
— Все мудрите, Том, — улыбнулся О'Нэйл. — А я думаю, Беннету порядком наскучило кидать кости.
Дэвис вспомнил о чем-то, лицо его разгладилось. О'Нэйл продолжал:
— Лихо ты его тогда поддел! Впрочем, будем снисходительны — ему пошел седьмой десяток, а профессором он стал лет шесть назад. Однако я тоже пойду, ребятки, — Джой страшная ревнивица. Ну и взбучку она мне устроила после… теологического спора. — О'Нэйл подмигнул Арчеру, вставая.
— Пока, Говард. Привет ей от нас.
Профессор Дэвис и Томас Арчер остались вдвоем.
— Ну а вы, друг мой, тоже, конечно, знаете все о той истории? — первым нарушил молчание профессор.
— Что произошла семь лет назад? И стоит же вам, право, переживать. У вас есть все: работа, положение, деньги. Это Беннету или мне надо о них думать. — Арчер повел рукою, обрисовывая преимущества положения своего шефа. Впрочем, жест этот был явно излишним — обстановка гостиной говорила о том, что мистер Дэвис может позволить себе если не купаться в роскоши, то жить на широкую ногу.
Интересно, что два оставшихся собеседника, а именно мистер Джон Кейт Дэвис и мистер Томас Янг Арчер, разительно отличались друг от друга. Дэвис, красивый блондин лет сорока, был эмоционален, легко выходил из себя и с трудом успокаивался, что, однако, не мешало ему следить за своей внешностью и потреблением табака, заниматься теннисом и охотой и. независимо от обстоятельств, всегда безукоризненно одеваться. Арчер, курчавый брюнет лет тридцати с небольшим, не в пример профессору, был задумчив и рассудителен, хотя и любил иногда огорошивать собеседника неожиданными вопросами, Теннисом Арчер не увлекался и выкуривал порой до двух пачек сигарет в день. Одевался он небрежно, причем отнюдь не нарочито.
Томас Арчер продолжал, закуривая:
— Да и вы если не поймите, то простите его. Беннет — профессиональный неудачник. Что он скажет нового в теории относительности после Эйнштейна и Уилера?
— Он — профессиональный кретин, Арчер. И возможно, с ветвистыми рогами. «Я обещал прийти домой по-раньше» — ха! Да он просто шпионит за собственной женой, теоретик. В этом вопросе он становится чистым практиком. — Дэвис усмехнулся.