— Вы и классическая музыка. Это что, Вагнер?
— Да, «Гибель Богов». Но что вас удивляет?
— Ну… Вы… Вы слишком современный, что ли.
— А, это. Во всем виноваты Эдсоны. Или мой отец. Или я сам.
— Теперь понятно, — заметил Арчер невозмутимо.
— Рад за вас. Кстати, куда мы едем, сеньор Панса?
— Но я же худой, — запротестовал Арчер.
— Неважно. Тот тоже был ассистент. А едем мы в Хеллингтон.
— Да, и что это?
— О! Это надо видеть. А сейчас слушайте, как гибнут Боги. — И Дэвис прибавил громкость почти до отказа.
— ЧТО ПРИУМОЛКЛИ, ТОМ? — Профессор вылез из машины и теперь с наслаждением потягивался после долгой езды.
Арчер со смешанным чувством недоверия и восторга взирал на громаду замка, величественно темнеющего в окружении вековых вязов на фоне предзакатного неба. Причудливой формы башни с зубчатыми макушками напомнили ему о древних кельтских преданиях.
— Здесь должны жить злые духи, — пробормотал он. — Да, и кто же хозяин этого Кенсингтонского дворца? Неужели вы, док?
— Юридически — да, а вот в сюзерены явно не горжусь. Пойдемте, однако, внутрь может, нам удастся разыскать бутылочку «Шиваса» до появления привидений. — Шагая по бесконечной анфиладе сумрачных залов, профессор говорил своему спутнику: Я появляюсь здесь наездами седьмой год, а для чего — не знаю сам. Голый король наоборот. Вот мы и пришли. Веселенькая комнатка, не правда ли?
— Да, наши предки жили мрачновато, — ответил Арчер, оглядывая огромную пиршественную залу темно-пурпурного цвета, контрастирующего с черным деревом мебели.
— Ага. Порой эта штуковина просто подавляет меня. Посудите сами: я физик — словом, прошу прощения за банальность, достаточно современный человек. Не далее как час назад вы меня в этом упрекнули. — Дэвис принялся растапливать огромный камин. — И мне в такой обстановке неуютно. А ваше впечатление, Том?
— Не знаю, — ответил Арчер, внимательно рассматривая фамильный герб — серебряную перевязь в лазурном поле и три золотые пики. — Что-то двойственное. А дуализм — скверная штука, хотя Заратустра, кажется, об этом и не говорил.
— Так сказал Томас Арчер, — улыбнулся профессор. — Но вы правы — здесь все смещено лет на шестьсот, а может, и побольше. Такие замки строили не один год.
— «Лишь касаясь…» Я правильно перевел ваш родовой девиз?
— Дословно будет: «Одним прикосновением».
— А вы никогда не говорили мне о своем дворянском происхождении, док, — заметил Арчер.
— Берите выше! Этим замком владели пэры Англии. Но я к ним отношения не имею.
— Ничего не понимаю.
— Садитесь, Том. Чтоб вы что-то прояснили себе, нужно сделать экскурс в не столь далекое прошлое. Хотите послушать?
— А разве не за этим мы сюда приехали? — удивился Арчер.
Коллеги расселись по массивным креслам, обитым красного цвета кожей. Огонь уже заиграл на гранях хрустальных стаканов, когда профессор начал свой рассказ:
— Мой отец умел-таки делать из пары фунтов три, даром что был сыном рыбака из Грилфуда. Может быть, вы слыхали о торговом доме «Дэвис и Хапигейм»? Так вот, отец и был тем самым Дэвисом. Торговля шла неплохо, и он начал прикупать акции «Нозерн си ойл». К середине пятидесятых, имея больше тридцати процентов акций концерна, отец вышел из дела и стал энергично прибирать «Нозерна» к своим рукам. А оборот у «Нозерна» и тогда был немалый.
— Я слышал, что в году пятидесятом концерн чуть было не разорился, — заметил Арчер.
— Да, что-то такое было. Но Джим Дэвис был человеком риска. Так вот. В 1956 году случилось не-счастье — умерла моя мать, Клэр Дэвис. Наше медицинское светило, доктор Хаббард, поставил диагноз — кома. Хотя она никогда не колола себе инсулин.
— Бывают случаи, когда кома наступает и не при диабете.
— Знаю. Такой-то случай и был, по словам Хаббарда. Но мы несколько отвлеклись. Примерно через год после похорон мы с отцом отправились на материк. И в Бельгии, в одном городишке с названием Сен-Дьер отец и познакомился с этим выводком Эдсонов: стариканом, своей будущей женой и моей мачехой и тремя ее дочками — Симоной, Сьюзен и Генриеттой.
— А из-за чего она развелась с первым мужем?
— Она овдовела. Ее первый муж разбился где-то на машине вскоре после войны. Так вот. Старикан, сэр Роберт Эдсон, откинул копыта, как только узнал, что его милая дочурка намеревается выйти замуж за деревенщину. Еще бы! Пэр Англии, прах его побери. Леди Эдсон, когда я был усыновлен ею — великое счастье! — любила повторять, что в ее жилах течет кровь самого Вильгельма. И я гордился этим, дурачок. Трудно сказать, была ли их кровь и впрямь голубой, но вот качество никуда не годилось.