Губы у нее дрогнули, и она их прикусила. Я не понял, испугалась ли она, или обиделась, или просто с трудом сохраняла холодный деловой вид.
— Она узнала о вас от управляющего отделением Калифорнийского банка. Но лично она вас не знает.
— Приготовьте карандаш.
Она подняла карандаш и показала мне, что он заточен и готов к работе.
Я сказал:
— Ну, для начала вице-президент этого самого банка Джордж С. Лик. Он из центральной конторы. Потом сенатор штата Хьюстон Оглторп. Он сейчас либо в Сакраменто, либо в своем кабинете в Лос-Анджелесе. Потом Сидней Дрейфус из адвокатской фирмы «Дрейфус, Тернер и Свейн». Записали?
Писала она быстро и ловко. Не поднимая головы, она кивнула. В волосах ее блеснуло солнце.
— Оливер Фрай из корпорации «Фрай-Кранц, Буровое оборудование», контора на Девятой Восточной в промышленной зоне. Потом, если вам нужна пара полицейских, Бернард Олс из канцелярии окружного прокурора и лейтенант Карл Рэндал из Центрального отдела по расследованию убийств. Этого, по-вашему, довольно?
— Не смейтесь надо мной. Я только выполняю, что мне приказано, — сказала она, положила блокнот на стол и принялась за дело.
Пока она искала номера в телефонной книге и звонила, я ее разглядывал. Она была бледна естественной бледностью блондинки и выглядела достаточно здоровой. Ее светлые волосы не были некрасивы, но были так туго зачесаны назад, что почти вовсе теряли вид прически. Брови тонкие и необычно прямые, чуть темнее волос, почти каштановые. Подбородок слишком маленький, слишком острый и нетвердый. На лице у нее почти не было грима, за исключением ярко-оранжевой помады на губах, да и той чуть-чуть. Глаза за стеклами были огромные, темно-синие, с большими зрачками и неопределенным выражением. Тяжелые веки придавали лицу восточный вид, а может быть, от природы кожа была стянута в углах глаз. Во всем лице было необъяснимое, нервное обаяние, которому не хватало умелого грима, чтобы стать неотразимым.
Одета она была в гладкое полотняное платье с короткими рукавами. На голых руках светлые волоски и несколько веснушек.
Я не очень прислушивался к тому, что она говорила по телефону. Все, что ей говорили, она стенографировала уверенными ударами карандаша. Закончив с этим, она повесила телефонную книгу на крючок, встала, расправила платье и сказала:
— Будьте любезны подождать несколько минут, — и пошла к двери. С полдороги она вернулась, со стуком задвинула верхний ящик стола и вышла. Дверь закрылась. Тишина. За окном гудят пчелы. Где-то вдалеке слышен вой пылесоса. Я взял свою сигарету, сунул ее в рот, обошел стол и выдвинул ящик, который она закрыла перед уходом.
Меня это не касалось. Просто было любопытно. Не мое дело, что в столе она держит маленький автоматический «кольт». Я закрыл ящик и сел.
Ее не было минуты четыре. Потом дверь открылась, и она сказала:
— Миссис Мердок ждет вас.
Мы прошли по каким-то коридорам, она открыла двустворчатую стеклянную дверь и пропустила меня. Я вошел, и двери за мной закрылись.
Внутри было так темно, что поначалу я ничего не видел, кроме полосок света, проникающих через густые кусты и плотные шторы. Комната была похожа на застекленную веранду, которой позволили зарасти плющом. Обставлена она была плетеной мебелью, на полу циновки. У окна плетеный шезлонг с изогнутой спинкой и горой подушек, которой хватило бы и слону, а в шезлонге, откинувшись, сидела женщина со стаканом вина в руке. Я почувствовал густой винный запах прежде, чем успел оглядеться. Потом мои глаза привыкли к полутьме, я рассмотрел ее.
Широкое лицо с массой подбородков. Волосы цвета жести закручены в грубый перманент, тяжелый клюв и большие влажные глаза с выражением мокрого булыжника. На шее косынка, но такая шея лучше смотрелась бы из борцовки. Одета она была в серое шелковое платье, из которого выглядывали голые руки в пестрых пятнах; в ушах гранатовые серьги. Рядом с ней стоял стеклянный столик с бутылкой портвейна. Она прихлебывала вино, глядя на меня поверх стакана, и молчала.
Я не двигался. Она держала меня на ногах, пока не допила свой стакан, поставила его на столик и опять наполнила. Потом вытерла губы платком. Потом заговорила. Голос ее имел все качества низкого баритона и не допускал никаких глупостей.
— Сядьте, мистер Марлоу. И пожалуйста, не курите. У меня астма.
Я сел в плетеную качалку и сунул все еще незажженную сигарету за платок в нагрудном кармане.
— Я еще не имела дел с частными детективами, мистер Марлоу. Я ничего о них не знаю. Ваши рекомендации звучат удовлетворительно. Сколько вы берете?