«Хотя о каких звонках может идти речь? В общежитиях телефоны редкость. А сотового у нее наверняка нет…»
Он собрался было уже уходить, как за запертой дверью услышал какие-то звуки.
— Кто там? — Из-за двери послышался недовольный, заспанный голос.
— Мне нужна Айвара Файзуллина…
— Минутку.
Спустя некоторое время щелкнул замок и дверь отворилась. В дверном проеме появилось невысокое черноволосое, взлохмаченное существо неопределенного возраста в ярком, цветастом, довольно потертом халате. На ее щеке отпечатались красные рубцы от подушки.
— Чего надо? — грубо проговорила девушка.
— Я следователь Московской прокуратуры. — Володин показал свое удостоверение. — Евгений Володин…
— Очень приятно, — крайне неприветливо ответила та, потирая глаза, — и чем обязана? Что случилось-то? Вроде я ничего такого не натворила.
— А я совсем по другому делу.
— По какому?
— Тут недавно было совершено нападение на вашу соседку.
— А-а… Кажется, понимаю. Вы, конечно, по поводу Ольги Каштановой… — констатировала та и повернулась спиной к Володину. — Подождите, я сейчас. Только переоденусь.
Файзуллина скрылась за дверью правой комнаты, что-то ворча себе под нос. Левая была опечатана. «Комната Каштановой», — понял Володин. Он зашел в маленькую квадратную прихожую-тамбур и приоткрыл две другие двери. Это оказались душевая и туалет. Из крана текла вода, а в раковине зияла большая пробоина.
— Входите! — послышалось из-за правой двери.
Следователь вошел в маленькую комнатку, почти келью.
«Метров шесть квадратных, не больше», — отметил он про себя.
Комната была буквально забита тяжелой мебелью коричневого цвета. «Интересно, каким образом все это тут поместилось», — подумал Володин, разглядывая два стола — большой и маленький, два стула и секретер и крепкую кровать с металлическими спинками-дугами, которая занимала едва ли не половину помещения. Прямо у двери располагался встроенный в стену высокий платяной шкаф с оригинальной дверцей из согнутых по дуге реек. При открывании эта дверца скользила вдоль стенки шкафа и ныряла внутрь конструкции. Вся мебель, очевидно, была поставлена здесь еще при строительстве высотки и с тех пор не менялась. Да и поменять ее вряд ли бы удалось, даже если бы кто-то захотел это сделать. Вытащить мебель из комнаты было совершенно невозможно. А уж втащить новую — абсолютно исключено.
Девушка села на кровать и предложила Володину расположиться за большим столом, что он и сделал.
— Что же вы не позвонили? — строго спросила Айвара. — Меня могло и не быть дома.
— А у вас есть телефон?
— Конечно, — та пожала плечами, указывая на большой аппарат из черного эбонита. Аппарат, кажется, тоже был ровесником этого здания. — В комнатах аспирантов есть телефоны. Не знали?
— Нет, — честно признался Володин.
— Странно. Меня ведь уже допрашивали. И я дала свой телефон.
Володин достал папку с показаниями Файзуллиной, которые он получил в числе бумаг, присланных Апариным. Действительно, ее номер телефона был указан на самом верху страницы. Он решил не акцентировать на этом внимание (авторитет следователя прежде всего!) и сразу перейти к делу.
— У меня к вам возникли дополнительные вопросы. — Володин достал заранее подготовленный протокол допроса и зачитал вводную часть о правах и обязанностях свидетеля Файзуллиной Айвары Рашитовны. — Вам все ясно?
— Пока да. — Айвара зевала, потирала глаза и, кажется, не слишком вслушивалась в то, что говорил Володин. — Кроме того, мне это уже один раз читали.
— В ваших показаниях меня заинтересовало вот что. Вы говорите, что не были свидетелем избиения соседки Каштановой. Это так?
— Да. Как я могла быть свидетелем, когда все происходило в мое отсутствие? А даже если бы была — комнаты-то разные.
— Вы сказали, что всегда уходите, когда к ней приходит Вадим Лучинин. Правильно?
— Угу, — кивнула Айвара.
— Почему вы так делаете? — Володин посмотрел прямо в глаза Файзуллиной. Его стальной взгляд мало кто мог выдержать. Эта свидетельница не была исключением. Она сузила глаза, а потом и вовсе отвела их в сторону. Все это она проделала молча. Возникла неловкая пауза. В тишине Володин услышал, как в мусорной ведре шуршат тараканы. — Так почему же?
— Понимаете, — наконец произнесла Файзуллина, — есть вещи, о которых трудно говорить…
— А вы все-таки скажите.
— Это личное…