— В руках у них ничего не было?
— Не помню… Кажется, нет.
— Большое спасибо, вы очень помогли. С вами можно будет связаться?
— Да. Я живу в пятьсот седьмой, левой. Спросите Терехова. Меня там все знают. Кстати, как у Оли дела? Она сильно покалечена?
— Я к ней заходил днем. Врачи говорят, состояние стабильно тяжелое, — соврал Гордеев, чтобы не пускаться в длинные объяснения.
— Не повезло девчонке. — Терехов тяжело вздохнул. — Вадиму от меня привет передавайте.
— Хорошо. Еще раз спасибо за звонок. Я с вами свяжусь, если будет необходимо. Кстати, если еще что-нибудь вспомните, обязательно звоните, хорошо?
— Позвоню…
Юрий Петрович вышел во внутренний двор здания и направился в сектор Д.
Гордеев через дверной турникет вышел на центральное крыльцо и глубоко вдохнул чистый осенний воздух. «Может, осень и хороша как раз вот этим, сырым и необыкновенно чистым воздухом». Гордеев был доволен собой. Визит в университет оказался довольно удачным. Следствие пока не добралось до Светланы Михайловны и до Терехова. И в этом — один из немногих шансов Лучинина. «Нужно будет узнать, что это за лица кавказской национальности посещали Каштанову около шестнадцати часов. Вадим в это время уже был в лаборатории».
12
Вадим очнулся на полу камеры. Он лежал щекой в зловонной, мутной луже, рядом с парашей. Пустой желудок свело судорогой. Вадим еле сдержался и сел. Это оказалась не его камера. Здесь было только шесть коек и всего пять заключенных.
— Ну что, петушок, очнулся? Разве можно пить из параши?
— Я не петушок, и я не пил из параши. — Вадим с усилием произносил слова, но старался говорить как можно тверже. Его все сильнее колотил озноб, начали стучать зубы. В, глазах стоял туман.
— Глянь, Смык, петушок-то уже в штаны наложил от страха. — Мелкий мужичок со сморщенным лицом обратился к здоровенному амбалу, затем приторноласково к Вадиму: — Говорили тебе в детстве, слушайся старших. Говорили? Отвечай!! — Мужичонка взвизгнул, подскочил к Вадиму и ударил его кулаком в ухо.
Удар был довольно слабый, но сил на сопротивление у Вадима не было, и он опять упал в ту же лужу возле параши. Он только смог пробормотать, с ненавистью глядя на мужичонку:
— Козел!
— Ты… Ты кого козлом обозвал? Да я тебя… — мужичонка кинулся было на Вадима.
Однако Смык сделал знак молодому, накачанному парню, и тот, не вставая со шконки, уцепил мужичонку за ворот.
— Трюфель, не трепыхайся. Попортишь голубю личико — Смык тебя убьет. — Качок швырнул Трюфеля на шконку рядом с собой.
— Отпусти, Шкаф, задушишь ведь, — прохрипел Трюфель.
— Когда-нибудь и задушу, — мило пошутил Шкаф и отпустил ворот Трюфеля, — ты в этом не сомневайся. Но будешь хорошо себя вести — пока поживешь.
И он захохотал. Трюфель тоже подобострастно захихикал.
Вадим с трудом поднялся и с непониманием смотрел на происходящее. Он не понимал, как сюда попал и чего от него хотят эти люди.
— Ну-ка киляй сюда. — Смык сплюнул себе под ноги.
Вадим не пошевелился.
— Я кому сказал?
В голосе Смыка послышались нотки, которые не сулили Лучинину ничего хорошего. Вадим подумал, что лучше подчиниться. Он с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов к Смыку.
— Чего вам от меня надо?
— Твою сладкую луковичку на одну ночь, — жеманно кривляясь, проворковал четвертый мужчина.
— Заткнись, Чайковский, — резко оборвал его Смык.
— А что я? Я. ничего, я молчу, — ответил Чайковский. — Может, чифиря заварим, чайник уже закипел.
— Пусть Трюфель заварит, а ты лужу около параши вытри, воняет, — распорядился Смык.
Чайковский кинулся к параше, а Трюфель высыпал в двухлитровую банку целую пачку заварки, залил ее кипятком, укутал в полотенце и поставил на стол.
— Ну что, как допрос? — поинтересовался Смык.
— Нормально…
— На все вопросы ответил?
Вадим помотал головой.
— Чего так? Колоться не стал?
— А мне не в чем колоться.
— Да-а… А нам вот известно, что ты девку чуть не замочил, — улыбнулся Смык, явно хвастаясь своей осведомленностью. — Что же ты так?
— Не трогал я никого, — пробормотал Вадим. Он не ожидал, что слухи распространяются так быстро.
— Девку избил. Не по-людски это… Зачем тебе это надо было? Может, она тебе не дала?
Вадим молчал.
— Или же, — продолжал рассуждать Смык, — ты просто решил власть показать свою? А? Отвечай!
— Смык, да он, видимо, язык проглотил, — осклабился Трюфель.