Выбрать главу

При живом муже, также развращенном обильными подарками и взятками, за что позже будет осужден, она умудрилась завести себе любовника, 32-летнего оперного певца Бориса Буряце, для которого купила квартиру в кооперативном доме на улице Чехова. Вокруг молодого цыгана вращались тогда не только знаменитости из числа творческой интеллигенции, но и матерые мафиози.

Интересно отметить, какую характеристику дали Б. Буряце руководители Большого театра: «Певец посредственный, зачислен в стажеры, а затем и в солисты Большого театра по указанию сверху» (почти дословно).

Арестован был Буряце случайно. Дело было так: сотрудник нашего управления Александр Геращенко, о котором я уже упоминал, разрабатывал матерую спекулянтку Раису Поталах, зафиксировав часть ее незаконных сделок. Получив данные о наличии у нее на квартире большой партии дефицитных товаров, он нагрянул к ней с обыском. В квартире действительно оказалось дефицитных товаров на несколько сотен тысяч рублей. В КПЗ она рассказала сокамернику, что давно занимается спекуляцией, но эта партия товара — не её, а принадлежит солисту Большого театра Буряце, которого она выдавать боится. Сокамерник ее убедил, что не стоит брать чужую вину на себя, и она чистосердечно рассказала о своей преступной связи с Буряце.

Николай Титович доложил о ее показаниях заместителю начальника Главного управления внутренних дел города генералу Ивану Минаеву, а тот —Юрию Чурбанову, ставшему к тому времени первым заместителем министра внутренних дел СССР. Зная, видимо, об амурных похождениях жены, Чурбанов дает санкцию на обыск и задержание Буряце. В его квартире было обнаружено и изъято дефицитных товаров, приготовленных для реализации по спекулятивным ценам, на 680 тысяч рублей. Чтобы избежать наказания, тот заявил, что товар принадлежит Галине Брежневой. Однако ему не поверили и отправили в Красноярский край отбывать семь лет лишения свободы.

— Виктор Михайлович, в заключение расскажи, пожалуйста, как попал ты в службу БХСС, которую, как мне известно, полюбил всем сердцем.

— Родился я в 1935 году в рабочей многодетной семье. С началом Великой Отечественной войны отец вывез нас, чтобы избежать голода, в деревню к родной бабушке Степаниде Петровне, проживавшей в Тверской области и работавшей бригадиром в колхозе. До войны она была председателем этого колхоза и одним из самых уважаемых людей в районе. Однако вскоре после выхода в свет знаменитого указа 1932 года об усилении борьбы с хищениями была осуждена на 10 лет лишения свободы за халатность. Чтобы сохранить хороший урожай картошки, она вынуждена была распределить ее для зимнего хранения зажиточным селянам, у которых имелись приличные погреба. Случилось так, что лютой зимой того же самого года многих из них раскулачили и выслали в Сибирь, оставив при обысках открытыми и дома и подвалы. Картошка померзла. Отвечать пришлось председателю… Хорошо, что адвокат, видя несправедливость такого решения, написал по своей инициативе кассационную жалобу. Дело было пересмотрено, бабушку освободили из-под ареста, но к этому моменту председателем колхоза был уже избран другой.

В первые же месяцы войны деревня была оккупирована фашистами, мы чуть не погибли, но вскоре нас освободили наступающие сибирские полки. Отступая, немцы сожгли все дома. Семья наша перебралась в Москву. После окончания школы я пытался поступить в МАИ, но не прошёл по конкурсу и был призван в армию. Служил на Дальнем Востоке, там подружился с двумя москвичами Анатолием Федосеевым и Юрием Кургузниковым, мать которого работала судьей. Он нас уговаривал стать юристами, тепло отзываясь о милиции.

После демобилизации Юра по рекомендации матери пошел на Петровку, 38, но его тут же пригласили на работу в КГБ. Он дал мне номер телефона управления кадров УВД города, куда я и обратился. Меня направили в Черкизовскую школу милиции, которую я в 1960 году окончил с отличием. На последнем курсе проходил практику в уголовном розыске 12-го отделения милиции. И может быть, даже скорее всего, продолжил бы службу в уголовном розыске, если бы не один эпизод… К начальнику УТРО обратилась при мне пожилая женщина с внуком и стала со слезами на глазах умолять его найти похищенный велосипед, только что купленный на последние деньги любимому внучёнку. Тот уточнил марку велосипеда, а потом спросил:

— А какой регистрационный номер?

— Да мы его и получить не успели…

Тогда он довольно грубо стал ее же упрекать в халатности, явно не желая регистрировать кражу. Так и ушла бабуля-заявительница ни с чем.

Обратившись ко мне, начальник поучительно сказал:

— Вот как надо отказывать заявителям, если дело «дохлое».

Я промолчал, но тягостный осадок от случившегося остался у меня надолго.

После окончания школы я написал просьбу направить меня в службу БХСС. Назначили меня оперуполномоченным отделения БХСС Первомайского РУВД.

Тридцать лет я отдал службе БХСС и никогда не жалел о принятом когда-то решении.

НА СТРАЖЕ «ЧЁРНОГО ЗОЛОТА»

Около тридцати процентов бюджета России в настоящее время даёт экспорт нефти, добываемой в основном в северных районах Тюменской области. С открытием этого месторождения «чёрного золота» наша страна вышла на первое место в мире по его добыче. Если в 1940 году мы добывали всего 31,1 млн. тонн нефти, то в 1977 — 546 млн. тонн! (Для сравнения: Саудовская Аравия — 424 млн. тонн, Китай — 76 млн. тонн.

В Тюмень потекли огромные капиталовложения, сохранность которых надлежало аппаратам БХСС области должным образом обеспечить. К сожалению, приходится констатировать, что уровень их работы тех лет не мог никого удовлетворить. Профессионализм работников БХСС стал настолько пробуксовывать, что это не могло не отразиться на конечных результатах работы.

Если раньше дельцы теневого бизнеса тяготели к подпольному образу своих действий, то к середине семидесятых годов они, на основе глубокой конспирации, стали больше использовать легальные возможности, грабить страну под видом законной деятельности. Среди преступных групп нередко стали встречаться высокоорганизованные объединения лиц корпоративного характера. У них появились такие признаки организованности, как паевые взносы соучастников, третейские суды, осуществление контрнаблюдения за работниками правоохранительных органов и даже содержание личной охраны.

Конечно, всю эту нечисть как магнитом тянуло к «чёрному золоту».

Обстановка требовала кардинального изменения самих принципов оперативно-розыскной работы аппаратов БХСС региона, нужны были новые руководители, которые смогли бы перестроить работу с учётом сложной оперативной обстановки.

Именно в это время начальником Управления БХСС УВД становится Иван Васильевич Копьев, человек кристальной чистоты, высокого профессионализма, ненавидящий зло во всех его проявлениях.

Иван Васильевич согласился коротко рассказать о своей жизни.

В органы я попал по случаю. Хотя юристом хотел стать со школы. Поехал поступать в Свердловский юридический институт. Накануне дня экзаменов местные жулики выкрали из кармана, в трамвае, деньги и документы, в том числе карточку кандидата в члены КПСС. Известное дело, прежде чем идти на экзамен, обязан доложить в партком — и сразу стало ясно, что экзамены сдавать бесполезно. Злость на воришек захлестнула меня…

По возвращении домой не успел обдумать, как дальше жить, — пригласили меня в РОВД, где предложили службу в милиции. Подумалось: вот случай посчитаться с жульём.

Теперь смешно вспоминать, насколько был неопытен. Допускал немало просчётов и даже минусов. Однако благодаря начальнику РОВД Кожевникову, который почему-то меня поддерживал, я быстро набирался опыта. Через год поступил в Калининградскую среднюю спецшколу милиции. В 1962 году Калининград носил ещё следы войны: сплошные развалины, разбитые замки, кирхи… Киношники использовали эту натуру для съёмок. Это нам помогало зарабатывать по 3 рубля в день — бегали на массовки. Впечатления о городе, школе, преподавателях, о море, наконец, серьёзно повлияли на моё формирование, что ощутил гораздо позднее. Окончив школу, по своей инициативе поехал на Алтай с другом И. Шарапо (ныне покойным), где нас определили в оперативную службу, как тогда называли — «разведку». О годах, проведённых в этой службе хочется сказать одно: кто там отработал пять и более лет, тому уже не страшна никакая другая работа или служба. Там научились мы всему, кроме, разумеется, процессуальной деятельности, чем занимались «опера на воле».