Олег, потерявший надежду услышать от деда хоть что-нибудь, оживился:
– Объясни мне тогда, почему никто из этих козлов меня везти не хочет?
– Какой же дурак тебя в Заполяновку повезет? – хмыкнул Мазай. – Через десять минут поезд с челночниками придет, всем по городу, за каждую сумку по полтиннику. Работы на полчаса, а денег как за три поездки. А в твою Заполяновку мотылять час туда да час обратно. И денег в четыре раза меньше, а возни больше. А еще на шантрапу напорешься на обратной дороге, деньги отнимут, машину покалечат, а может, и вовсе убьют. Сегодня выходной – дыскотетка у них. Как напьются – шалят. Заполяновские, поляновские, маскалевские бьют тулупинских. Понял? – разъяснил дедок.
– Ну и что же мне теперь делать, до завтра тут сидеть? – уточнил Олег.
– Зачем до завтра, я отвезу, – отозвался дедок. – У меня машинка маленькая, мешки сюда не грузятся, много народу не возьмешь, хулиганье на мою развалюху не позарится, доедем с ветерком.
– Спасибо, отец, выручил, – произнес Олег, усаживаясь рядом со стариком. – Сколько я тебе должен? – поинтересовался он у водителя.
Дедок пожевал беззубым ртом и назвал умопомрачительную по тулупинским меркам сумму (в столице, конечно же, за такие деньги до ближайшего метро не довезут, но для провинции сумма была приличной). Олег на мгновение замер, но деньги отдал.
– Прям Гобсек какой-то, грабитель с большой дороги, – проворчал Парамонов, убирая бумажник.
Дедок, хитро усмехнувшись, вставил:
– Рынок, капитализма проклятая, мать ее ети за ногу. В былые времена я бы тебя бесплатно с большим удовольствием прокатил, а нынче нельзя. У меня внучка – студентка, на платном факультете учится, челюсть новую вставлять надо, бензин дорогой, мать его ети, бабка новый холодильник требует: “Не хочу, говорит, “Минск” задрипанный, хочу, говорит, “Стинул” какой-то, мать его ети за ногу, двухкамерный с морозилкой”. А на пенсию, сам понимаешь, не разгуляешься. Вот и приходится зарабатывать на жизнь хитростью да ловкостью.
– Тебя звать-то как, дед? – на всякий случай спросил Олег, прикидывая, не пригодится ли ему такой человек.
– Меня? А тебе на че? Ты, часом, не из налоговой? Так у меня все равно бессонница, заплачу налоги – не заплачу, все равно спать спокойно не буду, – захихикал дедок. – Митричем меня кличут, дедом Митричем.
– Слушай, Митрич, а чего это ты в ушанке? Не сезон вроде, – обратился Олег к старику.
– Так энто у меня сейф, – отозвался словоохотливый старикан. – У нас тут Кондрат верховодит, так шоферы ему одну пятую заработанного отдают (пятину). Я в бардачке немного для разводу оставляю, а все остальное в шапку складываю.
– Митрич, а ты не боишься, что я от этого вашего Кондрата? – произнес серьезным голосом Олег.
Митрич окинул Олега проницательным взглядом и буркнул:
– А я что, я ничего, так, пошутковал немного! Никакой энто не сейф, у меня лысина зябнет, вот. А деньги я отдаю как положено.
– Ладно, ладно, – успокоил его Олег, – я пошутил, извини, видел я вашего Кондрата сегодня на вокзале. Мерзкий тип.
Митрич вздохнул с облегчением и снова затараторил как ни в чем не бывало. К концу поездки Олег знал биографию старикана, его родственников, домашний адрес и контактный телефон – вернее, его отсутствие.
– Да меня, если понадобится, завсегда на энтом самом месте, у остановки, найтить можно. Так что, если что, я со всем удовольствием... – откликнулся он на просьбу Олега оказать некоторые услуги, если потребуется. За солидное вознаграждение, разумеется.
Олег вышел из машины за несколько домов от особнячка Сидоровой. Наталье Александровне, если она его разыскивает, знать, что он был в городе, вовсе не обязательно. Олег заглянул в один из двориков по соседству. Прямо около забора была разбита клумба. Он прислушался, нет ли собак или хозяев дома во дворе, перелез через забор и нарвал букет. Названия этих цветов он не знал, но букет получился миленький, пышный и пахучий, как раз в стиле Сидоровой.
Олег быстрым шагом направился к калитке уже знакомого дома. Света нигде не было видно. Вероятно, хозяйка все еще спала, а прислуга не вернулась. Олег, стараясь не шуметь, открыл дверь и вошел в дом. Прислушался – тишина. Парамонов обрадовался своему везению: нет объяснений – нет проблем. Рыться в шкафах Натальи он не стал, на кухне нашлась двухлитровая банка с бултыхающимися на дне ветками укропа и парой огурчиков. Олег выплеснул содержимое банки в мусор, сполоснул, набрал воды и поставил букет туда.
Он открыл холодильник в поисках чего-нибудь съестного, отыскал банку красной икры, хвостик копченой колбасы и кусок сыра рокфор. Хлеба в хлебнице не оказалось, зато отыскалась пачка сухого печенья. Олег соорудил подобие трехслойного бутерброда, запил свой скромный ужин водой из-под крана. Он уничтожил следы своего пребывания на кухне, погасил свет и пробрался в спальню к Сидоровой. Женщина лежала в той же самой позе, в которой он ее оставил. Олег разделся, стараясь не глядеть на это довольно омерзительное зрелище: размазанный макияж, сбившаяся прическа, оголенные телеса, подрагивающий от легкого храпа тройной подбородок не прибавляют очарования, – и улегся рядом с Сидоровой.
Теперь нужно было расслабиться и постараться уснуть. Главное, представить, что рядом с тобой хорошенькая... Нет, если себе представлять это, то никакого сна тем более не будет... Нужно остановиться на чем-нибудь нейтральном... Какое-то животное... Тьфу ты, черт! Животное, опять кошмары будут сниться, бегемотиха на арене... Нужно считать баранов... Один баран перепрыгнул через забор, второй баран перепрыгнул через забор, третий баран...
На втором десятке прыгающих баранов Олег заснул.
– Доброе утро, пупсеночек, – проговорил чей-то голос над ухом Парамонова.
– Отстань, – сквозь сон буркнул Олег, перевернувшись на другой бок.
– Олежек, Олеженька, мамочка завтрак приготовила, вставай, котеночек, – проворковал чей-то грубоватый голос. – Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно, – безбожно фальшивя, проскрипел все тот же голос.
С Олега потянули одеяло – по ногам, ягодицам, спине пробежал холодок.
– А что это у нашего сладенького мальчика? Ах, какая по...
Тут до Олега дошло, где он находится, кто с ним разговаривает и то, что “сладенький мальчик” – это он, абсолютно голый и беззащитный, перед влюбленной теткой, а “это” – его собственная задница.
Олег подскочил, перевернулся в воздухе и натянул на себя краешек одеяла, дернув его из рук Сидоровой. Нет, Парамонова смущало не то, что он неглиже, кверху “ж”. Спасибо родителям и матушке-природе, сложен он был превосходно, мускулы имелись, лишнего жира не наблюдалось, чему положено оттопыриваться – оттопыривалось, чему положено быть втянутым – втянуто. Ему просто не хотелось провоцировать Сидорову на проявление бурных чувств сию минуту. Оно и понятно, кто из вас, читатель, хотел бы оказаться на его месте? Разве только любители толстых, обрюзгших дам после пятидесяти. Возможно, есть и такие, так что заранее просим извинения, просто Олег к таковым извра... простите, любителям не относился.
– Доброе утро, – произнес он, протягивая руку за трусами, аккуратно висящими на спинке кровати.
– Доброе, доброе, только скорее не утро, а полдень. Как спалось? – произнесла Сидорова, присаживаясь на край кровати, как бы. случайно распахнув халат и демонстрируя пышные розовые кружева своего нижнего белья. Она наивно полагала, что розовые кружева неотразимо действуют на мужчин, делая женщину более желанной и привлекательной. Возможно, но только не Сидорову. В розовых кружевах она была похожа на кусок торта с жирными-прежирными кремовыми розочками, способными вызвать у любого нормального мужчины только изжогу.