Годы прошли незаметно. Хозяйство Кирьяна Савеловича расширялось, и Митьке прибавлялось работы. Весной на пахоте, летом на сенокосе, осенью на уборке, на заготовке дров. Зимой таежные дела, промысел зверя. Ко всему этому работа по дому; уход за скотом, подвозка воды, ремонт усадьбы и построек. Со всем Митька справлялся играючи, без напряжения, как заправский крестьянин, опытный охотник. Случались на охоте и курьезы.
По осени, когда хлеба были скошены и обмолочены, приметил Митька, что на пашни повадилось большое стадо диких коз, Перед зимней голодухой косули наедали тело, подбирая на опустевшем ячменном поле оставленные колоски и зерна. На открытом месте подойти к ним незаметно было невозможно, нужно было устраивать загон. Митька подзадорил Кирьяна Савеловича, что козы сами на мушку просятся и неплохо было бы полакомиться свежениной.
— Не приучен я к охоте, — вяло запротестовал староста. — Редко когда ружье в руках держать приходилось.
— Да што ты, дядя Кирьян, — не успокаивался Митька, — я сам пойду в загон и так те косулю выгоню, што хошь имай ее голыми руками.
Природная жадность взяла верх, кому во вред разве когда было поживиться дармовым мясцом. Кирьян Савелович скликал своих подручных Алеху да Петруху, да еще двух соседних мужиков.
Митька расставил по номерам грузных, неповоротливых чалдонов, приказал им затаиться от ячменного поля, там, где лесная опушка обращалась в редкий частокол деревьев, у корня прошитых мелким кустарником. Сам же с каиновскими подручными пошел налегке в загон.
Недолго ждал Кирьян Савелович выгона животных. И одной цигарки искурить не успел, как услышал улюлюканье и гортанные выкрики загонщиков. Кирьян Савелович прижал к плечу приклад двустволки, взвел курки, высматривая цель. В тот же миг поблизости кусты затрещали, да так хлестко, словно сквозь них продирался целый табун сохатых. Косуля с выводком молодых козлят вылетела из кустов, как в сказке, прямо на Кирьяна Савеловича. И хотя он ждал животных, но невольно опешил. Короткого замешательства охотника хватило козам, чтобы, вильнув в сторону, уйти от опасности. В порыве досады Кирьян Савелович пальнул дуплетом вдогонку наобум.
Митька вырос перед хозяином как из-под земли.
— Кто стрелял? — задал он нелепый вопрос. И без того по дымящимся стволам было видно, кто стрелял.
— Я малость стрелил, — подтвердил староста.
— Где коза? — наступал Митька.
— Ушла коза, поминай как звали, — раздраженно ответил Кирьян Савелович.
— Иди в загон, — не сдержался Митька.
— Гоняй сам, ежели тебе приспичило… А у меня что-то к охоте всякая охота пропала.
Кирьян Савелович подозвал подручных, передал им свое охотничье снаряжение и, заложив руки за спину, твердо зашагал к дому. Алеха и Петруха поплелись за ним.
«Это тебе даром не пройдет. Не прощу изгальства», — затаил на батрака страшную злобу оскорбленный хозяин.
РАСЧЕТ ВЧИСТУЮ
Весной, когда Митьке стукнуло восемнадцать, он заявил хозяину:
— Последнее лето работаю, Кирьян Савелович. Осенью полный расчет.
Неучен был грамоте Митька, а сумел сосчитать, сколько причитается ему осенью с хозяина. На эти деньги можно было и ружье купить, и порох, и харч на первое время. Хотел обосноваться парень в тайге прочно, а потом и Галю высватать.
Долго тянул с расчетом Кирьян Савелович — в его руках вся власть, и жаловаться некому. Легко ли расставаться с дюжим парнем, у которого спорится любое дело. Только понял староста, что не удержать ему более Митьку: «Сколько, волка ни корми, все в лес смотрит».
— Собирайся-ка, Митрий, в лес. Привезешь дровишки на зиму, тогда и расчет полный, — распорядился Кирьян Савелович, как только установился санный путь.
Дрова были заготовлены в ближнем березняке, за лето хорошо просохли. Митька за три дня на Двух лошадях перевез почти всю поленницу. Оставались последние два воза. Нагрузив одни дровни, он, расстегнув полушубок, достал кисет. Легкий морозец пощипывал пальцы, свертывающие цигарку. Митька сел на колоду, задымил. Усталости не было. Он без труда нагрузил бы и вторые дровни, да так уж заведено, что в каждой работе бывает перекур.
«Хороший хозяин Кирьян Савелович, — думает он, — можно бы дальше жить, да тайга тянет. В люди надо выходить, семьей обзаводиться. Как-то там мое зимовье?»
За эти годы Митьке ни разу не удалось сбегать в тайгу, к могиле отца и брошенному зимовью: хозяин не отпускал далеко. И все-таки у Митьки не было злобы на хозяина. Вспомнил он, как каждую осень после уборки Кирьян Савелович наделял подарками и поил вусмерть самогонкой. Не пристрастился к этому зелью Митька, но раз в год считал выпивку законной.