— Заговор — это очень серьезно слово. Я — солдатка, и когда «Однорукая»… когда Рурик Орландис была командующей, мне нравилось ей подчиняться. Так же было, когда она покидала Таткаэр. — Женщина сменила опорную ногу. — Но я не разоряла землю, Т'Ан Сутаи-Телестре, я не поджигала ее. В Мелкати она сама первой выпустила первые стрелы, когда заметила, что мы ей не подчинились. Некоторые из людей Орландис сделали то же самое вслед за ней, но из нас — никто. Если бы мы знали, что это так закончится, то не покинули бы города.
— Теперь довольно поздно искать себе оправдание, — сказала Сутафиори. Затем повернулась к Курик бел-Олиньи и продолжила: — Было бы разумно с вашей стороны, если бы об этом подумали и вы, посланница.
Женщина из Харантиша поднялась со своего места.
— Она силой завладела моим кораблем!
— В этом нет никакого сомнения; принадлежащие к народу колдунов обращаются со своими инструментами в высшей степени небрежно, когда более в них не нуждаются. Нет, не думаю, что вы помогали ей добровольно.
— Очень много говорилось о заговоре. — Бел-Оленьи убрала с глаз свою обесцвеченную гриву. — Подумайте же о том, где рождаются подобные слухи. В Коричневой Башне и в Цитадели, обе из которых не очень-то дружелюбно настроены к Повелителю в изгнании. Предоставите ли вы мне компенсацию за утрату корабля по вине Орландис?..
— Я предлагаю вам следующее, — ответила Сутафиори, — остаток этого дня, чтобы вы покинули воды Южной земли, и преследование со стороны моих кораблей до Кель Харантиша, если вы нее поспешите.
Группа из Харантиша после этого покинула купол, и Сутафиори некоторое время совершилась со священниками, прежде чем продолжила говорить.
— Я всех выслушала, — сказала она, — а сейчас буду выносить приговор.
Рурик подняла голову.
— За золото народа колдунов… или за землю Мелкати?
— Слушайте меня! — Голос Сутафиори пересилил шум. — Вот мое решение: телестре Орландис больше нет.
Все заговорили наперебой, некоторые запротестовали.
— Телестре Орландис больше нет, — повторила она. — Земля должна пустовать, пока снова не придет в себя, а затем будет поделена между соседними телестре. Что касается людей… Аширен, если они не предпочтут какую-либо иную телестре, я приму в качестве н'ри н'сут Керис-Андрете. На аширен нет вины.
Закричал ребенок, и его успокоили. Две другие женщины плача склонились над еще одним ребенком.
— Что касается солдат и взрослых Орландис, то они должны быть изгнаны из Южной земли сроком на год, по истечении которого могут вернуться в телестре, которые примут их в качестве н'ри н'сут или в церковь. — Ее взгляд скользнул по рядам сидений. — Для Ханы Ореина Орландиса, разоблаченного как участника заговора, нет меньшего наказания, чем смерть.
Рядом со мной встал Блейз н'ри н'сут Медуэнин. Его покрытая шрамами половина лица была обращена ко мне; я не могла понять его выражения. — Т'Ан Сутаи-Телестре, здесь есть кое-кто, кто невиновен.
Не сводя взгляда с Орландис, Сутафиори сказала:
— Они взрослые. Она — их с'ан. Это было на них ответственности — на общей ответственности — следить за тем, чтобы она не разрушила телестре.
— А как же быть с еще не родившимся? — Страстно желая быть убедительным, Блейз указал на Родион. — Вы хотите, чтобы эти ни в чем не повинные родились вне своей земли? Т'Ан… как вы это объясните потом аширен?
— Тогда так: пусть они родятся в стране и будут приняты как н'ри н'сут какой-либо телестре или церковью, после чего их мать должна отбыть назначенное ей время ссылки. И, — добавила она примирительно, — я не сказала, наемник, что в ссылку должна отправиться лишь она одна.
Блейз тяжело опустился на сидение рядом со мной. Невысокая светлогривая женщина встала, со всей ортеанской грациозностью прошла вдоль ряда сидений, остановилась и взглянула на то место, где сидела Рурик.
Темнокожая ортеанка встала. Цепь, которой были скованы ее босые ноги, звенела на камнях.
— Итак, Далзиэлле? — спокойно спросила она.
— Чтобы это зашло настолько далеко… — задумчиво покачала головой Далзиэлле Керис-Андрете, Сутафиори, Т'Ан Сутаи-Телестре. — Разве имело когда-либо значение то, что вы были амари и в ваших жилах течет кровь золотых? Вы были лучшей по владению мечом и самой искренней подругой…
— А разве это изменилось? — осведомилась Рурик. — Я вела игру с небольшой помощью извне. Мелкати — бедная провинция, а что для нее сделала Т'Ан Сутаи-Телестре? Меньше, чем я. А я была Т'Ан командующий и Т'Ан Мелкати… Но вы пренебрегали помощью, какую я могла бы оказать вам за несколько зери земли. Придет день, когда вы об этом будете сожалеть, т'Ан.
— Послушайте меня, — сказала Сутафиори. — Вы не умрете, вы будете изгнаны из Южной земли на весь остаток вашей жизни, и вам выжгут на лице печать изгнания… я сделаю это сама! Вас будут называть «Рурик амари», и если нога ваша ступит на землю Ста Тысяч, то вы до конца жизни станете раскаиваться в этом в мрачных подземельях Цитадели.
Желтые глаза непоколебимо смотрели на нее.
— Я думаю, что будете сожалеть об этом.
— Возьмите ее, — приказала Т'Ан Сутаи-Телестре, — или я убью ее собственными руками.
Я не смотрела на то, как ее выводили.
— Вам не поручено отправляться бог знает куда, — раздраженно сказал Дэвид Мередит. — Нам нужно отбыть отсюда самое позднее в седьмой день четвертой недели, а сегодня у нас пятый день…
— Я присутствовала в качестве наблюдателя, вот и все.
— Что же вы там такое наблюдали, ради бога?
— Об этом я уже сама себе спрашивала. — Я предполагала две возможные причины его плохого настроения: Хакстон, вероятно, расспрашивал его насчет моего отсутствия, а сейчас, когда я, наконец, вернулась, не рассказала всей истории. — Одному лишь богу известно, как мне написать об этом в отчете. Это как раз одна из тех запутанных ситуаций, Дэвид. Да вам это, конечно, знакомо.
Он рассеянно посмотрел на прикрепленную к двери кабинета карту Южной земли: мозаика Ста Тысяч, дикие просторы по другую сторону Стены Мира — «Может, дикарка все еще находится в Кирриахе?» — подумала я — и загадочные символы на опустошенной местности, состоявшие из оплавленной скальной породы, представлявшие собой Мерцающую Равнину.
— Я очень хорошо это знаю, — наконец ответил он. — Сложно объяснить это Департаменту, этим ублюдкам, никогда не покидавшим Земли.
В его тоне была нескрываемая горечь. Я с удивлением посмотрела на него.
Я постепенно забыла, что кто-то еще кроме меня в Департаменте мог иметь приобретенные в чужих мирах странности, и рассматривала его только как незванного гостя. «Кто же он, этот Мередит?» — спросила я себя.
— Мне еще нужно обсудить некоторые моменты с Элиотами; большую часть второй половины дня я проведу у них, внизу. — Он бросил на мой письменный стол смятый лист бумаги. — Что касается меня, то не требуется упоминать об этом деле в отчете. Я замещал вас, пока вы были больны. Но больше не выкидывайте таких номеров.
Когда он ушел, я расправила лист. Это был мой отказ от выполнения обязанностей посла. Я долго смотрела на него, прежде чем, наконец, порвала.
— Кристи? — Марик просунула голову в дверь кабинета. — Что случилось… вы больны?
— Я смертельно больна из-за чего-то. Не знаю точно, что это. — Я прекратила теребить повязку на покрытой мозолями руке и встала, после чего у меня вырвался стон. — Давай попьем чаю. Нет-нет, садись. Я его заварю сама.
Она, тем не менее, прошла за мной на кухню, где в старой железной печке горел небольшой огонь.
«Она все еще молодая девушка», — подумала я, глядя на эту юную, невысокого роста, ортеанку со смуглой кожей, и вспомнила строптивого и испуганного ребенка, которого ко мне в качестве л'ри-ан привел когда-то Халтерн.
Дамари-На-Холме, Корбек, Стена Мира… А сейчас вот она ходила с мечами Телук и вела себя поразительно естественно, как это свойственно молодым жителям Южной земли.
— Что ты будешь делать? — спросила я. — Вернешься в Салатиэл?
— Еще нет. — Она взяла чайные чашки. Я говорила с Халтерном н'ри н'сут Бет'ру-эленом. Он говорит, что, может быть, оставит меня при дворе, при послах Короны.