— Не тот век сейчас, старший лейтенант, не та техника, не те у нас враги. Так что надо не в одиночку действовать, а с людьми работать, на людей опираться…
Последние события опять подтверждали правоту майора. Но капитан любил быстрые, иногда парадоксальные выводы. И еще там, в хате, когда майор спустился с чердака, прижимая к окровавленной гимнастерке простреленную руку, капитан шепнул начальнику:
— Наша опера, товарищ майор, ручаюсь. Оба солиста здесь…
На театральном лексиконе Сотникова это означало, что убитый и хозяйка хаты — пышная брюнетка с красным ожерельем на шее — составляли ту пару, которая в шифровке обозначалась Р2 и РМ. Майор скептически хмыкнул, выводы делать было рано. Он не сердился на помощника. Суждения капитана бывали разумными, зрелыми, а иногда и оригинальными, им только не хватало житейского опыта, который придает мысли устойчивость. Но романтический пыл куда лучше холодного равнодушия! Майор не упускал случая дать Сотникову высказаться. И сейчас, когда все данные этой неожиданной операции были у них в руках, он ждал, что скажет помощник.
На столе лежала разбитая выстрелом майора походная рация, снятая с чердака, и рядом немецкий офицерский пистолет, складной нож с маркой «Золинген», зажигалка, три пачки болгарских сигарет, офицерская фляжка, две плитки датского шоколада, швейцарские наручные часы «Лонжин» и французская авторучка с золотым пером. Все это было взято у убитого радиста, кроме одежды — серой рубашки и полосатых брюк. Документов и бумаг ни при нем, ни на чердаке, ни в хате обнаружить не удалось.
Брюнетка на допросе вела себя вызывающе. По ее словам, она овдовела еще до войны и работала счетоводом в сельпо. Связь с убитым она отрицала и плакала, призывая всех святых в свидетели, что умерла бы со страху, если б знала, что на чердаке кто-то есть. Поездки в Ростов она объясняла желанием подыскать работу в городе, потому что в селе ей мужа не видать, а она еще женщина в соку. Записку, принесенную Шрамовым, признала своей и сказала, что в этом магазине устраивается кассиршей.
Излагая свои соображения, капитан настаивал на том, что брюнетка работала в паре с убитым. Ее поездки он оценил, как способ сбора сведений или получения готовых материалов от кого-то. Майор кивнул в знак согласия. По мнению капитана, радист был немецким офицером. И с этим выводом майор не спорил. Вещи из всех стран Европы плюс армейские пистолет, фляжка и рация изобличали гитлеровского офицера. На этом основании капитан считал, что угроза передачи полковнику фон Крейцу второй шифровки ликвидирована.
— Допустим, — сказал майор. — Кто же из них Р2?
— Конечно, радист!
— Итак, по-вашему, эта неумная бабенка не кто иная, как РМ, то есть доверенный человек полковника фон Крейца? Плохого вы мнения о полковнике — и напрасно! — Поморщившись от боли, майор вышел из-за стола, вынул из сейфа шифровку и вдруг сказал с какой-то страстной, несвойственной ему горячностью: — Знаете, капитан, если бы не подлое нутро гитлеровских выкормышей, я бы их уважал, да, да, я не боюсь этого слова, уважал бы за филигранную работу. Чем больше сталкиваюсь с ними, тем яснее вижу, как дорого мы платим за недооценку вражеской разведки. — Он положил радиограмму, разгладил и придавил ее ладонью. — Наше счастье, что радиограммку нам словили, с ней мы найдем концы. Они где-то рядом, я чувствую… Только не это. — Майор ткнул пальцем в рацию. — Вы даже не присмотрелись к ней, а ведь это же люфтваффе, капитан, воздушные силы. И разве пошлет фон Крейц агента с таким разнокалиберным снаряжением! Я не утверждаю, но возможно сегодня Ростов бомбить не будут…
Красная волна затопила рябины на лице капитана, но он не любил сдаваться и, чуть наклонившись вперед, запальчиво возразил, что для радиста-наводчика Ново-Федоровка слишком отдаленный от Ростова пункт. Гулять на людях радисту незачем, так что его снаряжение не играет роли. А главное, в условиях отступления, теряя лучших агентов, даже фон Крейц должен мириться с такими брюнетками, лишь бы служили.
В этом была доля истины, и майор сказал:
— Конечно, на оккупированной территории они не брезгуют никем, создавая очаги шпионажа. Они ведь не успокоятся. Проигрывая войну, они будут готовить новую… — Майор сделал паузу, эта мысль зрела у него на почве множества больших и малых фактов… — Но этот случай особый. Нелепость теоретическая в жизни часто бывает очень логичной. Перечислите, капитан, какие немецкие части стояли в Ново-Федоровке за время оккупации.
Это был каверзный вопрос. Капитан напряг память, но, кроме частей выбитой из Ново-Федоровки немецкой пехотной дивизии, ничего не мог припомнить.