— Вообще не больно. Не чувствую ничего, — с трудом отвечал тот. — Тела как будто нет, но у меня есть глаза. Да и руки говорят мне, что сверху лежит чертовски огромный камень, — произнес он и вдруг рассмеялся, приведя Джека в шок.
— Арнольд, ш-ш, побереги…
— Нет, молчи. Я все равно что покойник. Мы оба это знаем. Но, Джек, я слышал голоса, это точно. Здесь есть живые. — У де Сузы начались позывы на рвоту. — Дай мне умереть. Тебе не сдвинуть эту глыбу, мне тоже. Никто уже не успеет это сделать.
— Обожди, — сказал Джек, отчаянно пытаясь задержать неминуемое. — Я вижу, как можно до тебя добраться.
Он стал осторожно прокладывать себе путь среди осколков. Сейчас было важно лишь одно — взять умирающего за руку. Джек вовремя успел это сделать.
— Брайант, — прохрипел де Суза. — Передай Эми, что я люблю ее и детей. Скажи, мне очень жаль, что приходится ее оставлять.
— Я передам, Арнольд. — Джек крепче сжал руку умирающего. — Она будет тобой гордиться.
Де Суза улыбнулся. Во взгляде его было такое сияние, что Брайанта резанула душевная боль. В следующую секунду Арнольд умер. Его ладонь в руке Джека внезапно обмякла.
Глядя в лицо товарища, Брайант вознес молчаливую молитву за его душу, достал из кармана носовой платок и прикрыл им лицо де Сузы. Так ему показалось правильным. Он сморгнул слезы, выпрямился, с гневной решимостью поднял лампу и углубился в туннель.
Брайант намерен был выяснить, откуда доносились те голоса. Ради Арнольда и в память о нем.
29
Нед заметил, как товарищи помогали Чарльзу Джонсу выбраться из шахты. Гарольд Уокер уже оказывал помощь первым пострадавшим. Он дал указания, чтобы Джонса уложили на носилки.
Все Уокеры затаили дыхание, когда к ним подошел посыльный от Гарольда.
— Я должен передать вам, мадам, что о мистере Руперте новостей пока нет, — произнес тот с резким индийским акцентом.
Флора не дрогнула, лишь сильнее сжала губы и продолжила наводить порядок на складном столике. Она передвигала чашки, наполняла сахарницы.
— Мистер Джонс пошел с первой спасательной командой. Мистер Брайант отослал его обратно. — Он то ли покачал, то ли покрутил головой.
— С мистером Брайантом все в порядке? — с тревогой спросила Айрис.
— Я не знаю, мисс Уокер. — Посыльный спешно ретировался.
Нед повернулся к Айрис и резко произнес:
— С Джеком все будет в порядке. Пойду поговорю с другими семьями. Они тоже нуждаются в том, чтобы их успокоили.
Девушка надула губы и заявила:
— Эти люди живут так каждый день. Нельзя сказать, что опасность для них является чем-то неожиданным.
— Немного немилосердно, тебе не кажется?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Нед. Эти люди знают, что такое шахтерская жизнь. Они принимают последствия.
— «Эти люди»? Айрис, британцы и англо-индусы…
— Почему ты разделяешь их? Ты забыл, что мой отец такой же британец, как и ты?
Синклер так поразился, что мог лишь смотреть на нее, потом сказал:
— Нет, вовсе нет. Мы все равны, Айрис, включая индийцев.
— Да, ты прав. — Ее лицо смягчилось. — Пожалуй, мы чересчур разнервничались, эмоции разгулялись. Прости.
Нед положил руку ей на талию. Несмотря на жару, ощущение теплоты ее тела было ему приятно. Внезапно все опять стало неважно, кроме его любви к ней и желания сделать ее счастливейшей женщиной в Полях.
— Айрис, давай вместе пойдем и поговорим с индийскими семьями, попытаемся по мере сил успокоить их.
— Нед, я не…
— Ты сможешь. — Он взял ее за руку. — Они запомнят твою доброту — и я тоже.
Айрис позволила ему подвести себя к людям. Приняв бодрый вид, она беседовала с индийскими женщинами, даже говорила на ломаном тамильском. Нед, довольно неплохо освоивший язык, часто удивлялся тому, сколь немногие из британцев брали на себя этот труд.
С момента прибытия в Поля они с Джеком практиковались в языке при любой возможности, развлекали посыльных и чокр, требуя, чтобы те разговаривали с ними только на тамильском. Ему понравилось, что Айрис последовала его примеру. При этом Синклера беспокоила лишь одна мысль. Было заметно, что на этом языке ей привычнее давать указания, чем спрашивать о состоянии здоровья и благополучии.
По мере того как они углублялись в толпу индианок, их окутывал все более насыщенный аромат пряностей и сандалового дерева. Когда загрубевшие ладони обхватывали его руку, многочисленные стеклянные и золотые браслеты еле слышно позванивали. Он исполнялся смирением от мягких благодарных поклонов и приглушенных голосов, в которых звучала не только тревога, но и надежда.