— Я удивился бы, если бы они этого не сделали, — ответил он, целуя ее в щечку.
И вот, под бешеные аплодисменты и свист, Нед с Айрис прошли под аркой из соединенных рук. К их головам прикасались на удачу, на них сыпалась лавина жемчужно-белого риса и сухих розовых лепестков, их целовали и обнимали.
Махая руками родителям Айрис, они наконец-то удалились, причем пешком. Айрис казалось, что было что-то сказочное в том, чтобы перебежать через дорогу на территорию отдела электроснабжения и пройти к участку, где проживали сотрудники. Здесь ее ждал новый дом.
Отперев дверь, Нед повернулся к ней и предложил:
— Давай сделаем это как следует, хорошо? — Под негромкие взвизгивания и смех он поднял ее на руки, перенес через порог нового дома, зарылся лицом в шею и поцеловал. — Я люблю тебя, Айрис. Спасибо, что вышла за меня.
— Ой, Нед, — начала она и разразилась слезами. — Не благодари меня.
— Я хочу, чтобы ты знала, что сделала меня счастливейшим мужчиной в мире. Ничто больше нас не разъединит. Я люблю тебя больше жизни. Знаю, это звучит мелодраматично, но то, что происходит сейчас, для меня самое главное.
— Мне очень жаль, что Беллы сегодня не было с нами.
— Беллы и Джека. Может быть, однажды мы сумеем починить то, что сломалось, но сейчас для меня существуешь только ты… и наши дети.
Она громко сглотнула — это рыдание, смешанное с возгласом отчаяния.
— Не надо плакать в нашу первую ночь. Я хочу, чтобы она прошла для тебя идеально. Никаких слез, только счастье.
— Может быть, мы сделаем сегодня ребеночка, Нед, — неуверенно произнесла она.
Теперь уже дыхание перехватило у него.
— Ничто в мире не могло бы осчастливить меня больше.
Они почти не замечали разбросанную по полу лаванду, источающую аромат, когда на нее наступали. Им не было дела до того, что ее запах смешивался с благоуханием свежих розовых лепестков, рассыпанных на новых белоснежных простынях — подарке Руперта. В комнате стояли вазы с цветами. По букетам были рассованы юмористические записочки на разнообразные темы, от указаний по раздеванию женщины до советов по содержанию птиц и пчел. Типичный образчик суховатого остроумия Руперта.
Нед видел только Айрис. Когда она наконец освободилась из своей великолепной тюрьмы свадебного наряда и оказалась перед ним в шелковом кружевном белье, он внезапно ощутил такой страх, что не сразу смог нарушить безмолвие.
Несмотря на красивое новое белье, Айрис казалось, что она голая. Такой виноватой ощущала себя молодая жена. Нед смотрел на нее, в самую душу. Она молилась, чтобы муж никогда не догадался о правде, скрытой под этой кожей, которой он так неотрывно любуется.
У нее болело сердце из-за Джека. Она не разделяла радужные надежды Неда по поводу возможного восстановления отношений с ним.
Честно говоря, Айрис предпочла бы, чтобы Джек просто уехал из Полей и тем самым облегчил жизнь всем. На данный момент его присутствие представляло собой постоянную угрозу. Она уговаривала сама себя перестать думать о Джеке, освободиться от него, наслаждаться общением с Недом и его ласками.
Нед был нежным и щедрым, не торопился, заботился об удовольствии Айрис. Но когда внутри, начиная от кончиков пальцев, зародился и произошел этот взрыв, ему показалось, что он длится вечно.
Хорошо бы, если бы такое было возможно.
Никогда прежде это не происходило так поразительно. Но ведь Нед ни разу не занимался любовью с женщиной, к которой испытывал бы искренние чувства. В этом переплетении рук и ног он понял, что в красивых романах пишут правду. Любовь все меняет.
— Я никогда не был так счастлив, — шепнул он.
— Я рада, — отвечала она.
Ее голос прозвучал приглушенно из-за того, что она глубоко зарылась лицом ему в шею.
— Как… как тебе было? Все хорошо?
— Именно так, как я себе и представляла, Нед, — отвечала она, приподнимаясь и опираясь на локоть. — Это было чудесно.
— Я не хотел сделать тебе больно. — Он улыбнулся.
— Ты и не сделал.
— Раз так, давай повторим, — ответил он, вызвав у молодой жены взрыв смеха.
Нед хотел бы, чтобы этот смех звучал всегда.
От душевной боли сжимало горло, поэтому Джеку пришлось прокашляться, прежде чем говорить.
— Поставь это сюда, а мне принеси еще льда и чистый стакан, — приказал он.
Гангаи, на лице которого ясно читалось выражение тревоги, опустил на стол вторую бутылку и отправился выполнять приказание. Вскоре он вернулся с небольшой чашей для льда и хрустальным стаканом.
— Гангаи, на сегодня можешь быть свободен. Больше ты мне не понадобишься.