Он так и не попал к Уокерам. По пути его остановил почтальон.
— Мистер Брайант, сэр?
Джек притормозил.
— Что-нибудь для меня?
— Да, сэр, телеграмма. Срочная! Я направлялся прямиком к вам.
— Тогда хорошо, что мы встретились. — Джек улыбнулся, хотя телеграммы, как показывал его опыт, неизменно означали дурные известия.
Вскрывая конверт, он затаил дыхание. Может быть, в нем содержится полицейская повестка?.. Но новости оказались гораздо хуже, чем он ожидал.
Джек, дорогой, твой любимый отец скончался вчера. Сердечный приступ. Его последние слова были о тебе. Нам не хватает тебя больше, чем когда-либо. Твоя любящая мама.
Скомкав телеграмму в кулаке, он издал стон сердечной муки, от которого содрогнулись Золотые Поля.
43
Вернувшись, Канакаммал сразу почувствовала, что что-то не так. Дом утопал в тишине, которая даже снаружи казалась удушающей. Во дворе, прижимая палец к губам, показался Гангаи и поспешил к ней.
Они заговорили на тамильском.
— Он пьет?
— Все, что только может найти. Я отослал твоих сестер и брата к моей семье. Это недалеко, за углом.
— Спасибо.
— По-моему, он плачет.
Этого Канакаммал не ожидала, однако сдержалась, благодарно пожала заломленные руки Гангаи и ничем не выдала своих чувств.
Джека она обнаружила в углу гостиной. Он сидел, ссутулившись и сжимая в руках засаленный клочок бумаги. Небритый и растрепанный, он показался ей красивым как никогда. Кругом валялись бутылки всевозможных цветов и форм. Канакаммал знала, что последние недели муж не прикасался к спиртному, и это пошло на пользу всему — его здоровью, семейной жизни, работе.
Работа! Она бросила взгляд на часы. Через несколько часов ему пора на смену. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Джеку этого не потянуть.
— Элизабет, — пробормотал он.
Глаза у него покраснели, а лицо осунулось от горя.
— Я здесь, — негромко отозвалась она. — Чем я могу тебе помочь?
— Его больше нет.
— Кого нет, Джек?
— Я так с ним и не попрощался, не поблагодарил, не сказал, как его люблю.
Приблизившись на цыпочках, она присела рядом с ним.
— Кого ты потерял? — спросила Канакаммал, гладя его по волосам, по спине, понимая, что вся эта сцена — от горя, а не от гнева.
— Отца, — глухо произнес он. — Пятьдесят четыре года. Слишком рано. Мне следовало писать ему чаще. Я хотел, чтобы он узнал о нас, о нашем ребенке. Отец не должен был умереть, не узнав, что род Брайантов продолжается. Я не…
— Ш-ш. — Она хотела его обнять, но он отмахнулся от утешения.
— Нет! Я никуда не гожусь. Вся моя жизнь — одно сплошное сожаление.
Канакаммал запретила себе воспринимать это лично.
— Тогда плачь. Я буду неподалеку. — Она встала, впервые почувствовав, что делать это стало тяжелее.
Живот у нее оставался плоским и тугим как барабан, но внутри происходили едва заметные перемены, что-то созревало, набухала грудь.
— Я пошлю Гангаи с запиской в Топ-Риф.
— Нет!
— Тебе нельзя сейчас работать.
— Не твое дело указывать, что мне можно, а что нельзя.
Канакаммал вздохнула и пошла к выходу. Продолжать разговор, когда он в таком состоянии, не имело смысла.
Но на пороге, повинуясь внезапному побуждению, она оглянулась и в последний раз предупредила его:
— Если ты планируешь выйти в свою смену, то тебе надо протрезветь. Я приготовлю кофе.
— Оставь меня! — приказал он, и она вышла.
В какой-то момент Брайант ушел из дома. Канакаммал этого не слышала, но Гангаи прибежал и сообщил, что Джек уехал на мотоцикле.
— Он был одет как на работу?
Дворецкий лишь покачал головой.
— Сказал, куда отправляется?
— В Андерсонпет.
Она вздохнула.
Существовала только одна причина, по которой муж мог отправиться в Андерсонпет. Он решил посетить местную забегаловку, где варили самогон, и напиться там мерзкой араки без цвета и запаха, сгубившей не одного жителя деревни.
Когда Джек наконец вернулся домой, брюки на нем были разорваны, нога кровоточила, а в глазах горел странный огонь, которого Канакаммал никогда прежде не замечала. Она держалась на расстоянии. Из опыта ей было известно, что муж никогда ее не ударит, однако в дурном настроении он мог говорить злые вещи и совершать самые дикие поступки.
— Принести тебе что-нибудь? — спросила Канакаммал, когда Джек сорвал с себя одежду.
Теперь, когда он снял брюки, она увидела, что на ноге у него длинная, глубокая рана.