Уже стемнело, по-настоящему светло будет только завтра.
Пес все так же надрывается.
— Я могу понадобиться!
Но она выходит, не оглядываясь.
Глава девятнадцатая
Шарлотта
Я стою, прижавшись ухом к двери спальни. Это моя новая клетка, куда посадил меня дядя. Когда я слышу, что он зашел в соседнюю комнату и разговаривает с мамой, я выхожу за дверь и крадусь к его кабинету.
Он заперт, но мне это никогда не мешало, если нужно было попасть в папину контору, чтобы прочесть его переписку с дядей по поводу моих статей для «Курьера». Я вынимаю из волос шпильку и принимаюсь за работу, через секунду замок поддается.
Я подбегаю к столу и обнаруживаю, что дядя унес завещание и договор или спрятал их в сейфе. Он не настолько глуп, чтобы оставить их на видном месте, но конторские книги по-прежнему на столе. Я просматриваю столбцы доходов, в одной бухгалтерской книге — доходы прииска «Лощина», в другой — личные финансы дяди. Суммы выглядят неправильными. Я вновь пробегаю глазами колонки, думая, что ошиблась в спешке. Но нет, выработка меди за неделю на прииске «Лощина» выше, чем данные, что он посылал в Юму, откуда медь отправлялась пароходом закупщикам. Разница в суммах регулярно перечислялась на дядин банковский счет. И это немалые деньги. Я в третий раз сверяю колонки цифр, не веря своим глазам. Просматриваю цифры за прошлые месяцы, и там вижу то же самое.
Дядя воровал у папы, у нашей семьи, и у закупщиков, с которыми отец с таким трудом налаживал отношения в Калифорнии и на Мексиканском заливе. Воровал даже у горняков, которым отец выплачивал премии в хорошие месяцы. Согласно бухгалтерским книгам, только за последние полгода было два таких месяца, когда рабочие должны были получить дополнительные суммы, но вместо этого прибыль оказалась в дядином кармане.
Я смотрю книги за прошлый год. Именно тогда все началось, годом раньше, по крайней мере, в заметных масштабах. Тогда болезнь отца серьезно обострилась, и он не мог вести дела на прииске, и дядя начал действовать, пока мы с мамой ожидали неизбежного у постели отца.
Я вырываю страницы за ноябрь и декабрь прошлого года из обеих книг, зная, что дядя не заметит пропажи за такие давние сроки. Сложив бумаги, я заталкиваю их в свой дневник и складываю гроссбухи так, как они лежали до моего прихода.
Затем стрелой лечу к себе в комнату. Когда слышу, что дядя выходит от мамы, открываю дверцу шкафа и начинаю обдумывать свой план.
Лишь к вечером у меня появляется возможность поговорить с мамой наедине.
Я выскальзываю из своей спальни, на цыпочках пробираюсь к ее двери и стучу. Дверь чуть приоткрывается.
— Шарлотта! — мама быстро впускает меня и закрывает дверь на замок.
— Нам надо бежать, — я бросаю самодельную сумку на кровать. Это скорее мешок из простыни, снятой с кровати и скрепленной завязками для штор. Туда я сложила все, что мне удалось найти в спальне и что могло оказаться полезным: пару свечей вместе с золочеными подсвечниками, спички, шерстяное одеяло, деревянную миску из-под всякой всячины, нож для мяса, припрятанный во время обеда, немного хлеба, завернутого в салфетку. Мой дневник и украденные страницы из бухгалтерских книг тоже спрятаны там.
— И куда мы пойдем? У нас нет ни денег, ни подходящей одежды. — Она выразительно смотрит на меня. На мне слишком просторное коричневое платье. Оно явно принадлежало покойной тете Марте, но это был единственный женский наряд, который мне удалось найти в шкафу, и к тому же оно гораздо чище, чем мое, испачканное и рваное. Вокруг талии у меня повязан фартук — для тепла, — сверху надет халат, ведь все зимние вещи висят в шкафу в прихожей, и у меня не получится достать оттуда пальто и мышью выскользнуть за дверь, помахав рукой дяде Джеральду. Куда важнее, что у меня опять есть обувь — пара ботинок. Как и платье, они мне великоваты, и я наверняка натру ими ноги, но что толку об этом говорить. Мне нужно, чтобы мама согласилась, а не искала оправдания, чтобы остаться здесь.
— Это неважно. Нам надо немедленно бежать, пока все не стало еще хуже. Мы можем добраться до прииска, рабочие нам помогут. Дядя прикарманивал прибыль, — я вкратце рассказываю ей о приписках в бухгалтерских книгах. Ее потрясенный вид говорит мне, что для нее это неожиданность. Хотя мы всегда знали, что дядя жаден и хитер, подобного вероломства она от него не ожидала. — Рабочие возьмутся за оружие, — продолжаю я. — Они нам помогут. Напишем в Питтсбург твоей сестре и адвокату в Юму. Надо действовать.