Я в гневе отбрасываю в сторону ботинки и на миг затихаю. Без обуви веревки не слишком крепко держат мои лодыжки. Я извиваюсь, изгибая ноги до тех пор, пока не освобождаюсь, хватаю ботинки и надеваю. С руками разберусь потом. Прихватив веревку, я выбегаю из амбара. Около дома стоит лошадь, на которой я ехал сюда без седла из Прескотта, она так и ждет у входа. А рядом еще две. Слишком темно, чтобы рассмотреть масть и понять, принадлежат ли они парням из банды. Я подбираюсь ближе, молясь про себя, чтобы это были лошади людей шерифа. И в этот момент замечаю человека у крыльца. Он стоит спиной ко мне и смотрит, что происходит в доме. А я узнаю его по кривой спине — одно плечо выше другого. Это Хоббс.
Значит, он тоже шел за мной по пятам, ехал вместе с Кроуфордом.
Из дома раздается громкий крик Колтон, и на секунду я представляю свою мать, умоляющую о пощаде. В тот первый и единственный раз, когда я попытался сбежать, Босс велел Диасу нанести ей визит. И тот привез ее палец, будто это была безделица или какая-нибудь монетка. Вот так Босс держит меня на крючке. Так они действуют со всеми: угрозы, насилие, страх. Так они получат то, что хотят, и от этой Колтон, и бесполезно отрицать, что это я привел их сюда.
Я смотрю на лошадей, на темное пространство земли к северу. Если я сейчас сбегу, ее кровь будет на моих руках. Я подбираюсь к Хоббсу чертовски медленно и бесшумно. В доме все еще рычит пес, но не так громко, чтобы мне не расслышать второй голос — Джонса.
— Если его здесь нет, почему ты не даешь нам обыскать дом? — Она отвечает что-то неразборчиво, затем ясно слышится звук удара. Он бьет ее по лицу.
До Хоббса еще три шага. Два шага. Один.
Он слышит звук от движения моих взметнувшихся по-прежнему связанных рук, но слишком поздно. Я накидываю веревку ему на шею и тяну на себя, оттаскивая его от крыльца.
Он хватается за веревку, задыхаясь и брызгая слюной. Я затягиваю крепче, падая в грязь и роняя его, и весом своего тела помогаю веревке натянуться. Хоббс брыкается, возит ногами в грязи, ища опоры, пытаясь перевернуть нас. Он сильнее меня, но мы оба устали, и на моей стороне эффект неожиданности. Я чувствую, как силы оставляют его, он дергается все меньше и, наконец, затихает. Его руки отпускают веревку.
Я вылезаю из-под мертвого тела. Когда его голова свешивается набок, мертвые глаза смотрят на меня — на убийцу, которого он даже не успел рассмотреть. Я забираю его шестизарядник, проверяю барабан. «Лучше сунь его в кобуру, сынок, — рычит мне в ухо Босс. — Ты убил одного из моих людей, но за это я еще могу тебя простить. Он был так глуп, что потерял бдительность. А вот если убьешь и второго, тебе не отвертеться. Ты заплатишь своей кровью».
Я взвожу курок и поднимаюсь на крыльцо.
Подо мной скрипит половица, и Джонс замирает.
— Слава богу, это ты, Мерфи, — на его лице облегчение. — Мы уже начали беспокоиться. Где там Хоббс?
Колтон пристально смотрит на меня. Бьюсь об заклад, она все поняла. Она знает, что я собираюсь сделать.
Ее ружье на столе, скорее всего, его туда положил Джонс, а она сидит рядом в кресле, пес, привязанный к ножке стола, сердито рычит. Руки у нее свободны, и она не привязана к стулу, но мне ясно как день, почему она не затеяла стрельбу. Ее ладони закрывают живот, словно в попытке защитить от опасности маленькое сердечко, бьющееся там внутри.
У нее на щеке кровь. Джонс до сих пор держит нож, которым ее порезал.
Я молчу, но Джонс почуял перемену.
— Мерфи? — говорит он осторожно.
Он в нескольких шагах от женщины. Я могу пристрелить его прямо сейчас, не подвергая ее опасности..
И все же я колеблюсь.
Это Джонс. Он всего на три года старше меня. Самый близкий мне человек в банде, почти как родной брат. Мы прикрывали друг друга во время налетов, шутили, говорили о том, чем займемся, когда бросим грабить поезда. Он — единственный, кто задумывался о непреступном будущем. Мне казалось, в нас есть что-то общее, что он тоже намеревался стать честным человеком, и это произойдет, когда все это закончится.
Но у него в руке нож, а женщина сидит и держится за живот, и кровь течет у нее по щеке. Я знаю, что не хочу иметь с этим ничего общего. Ничего и никогда!
— Прости, — говорю я.
Это похоже на предательство. Он понял, что будет дальше, боже, он знает, что его ждет. Это видно по его расширившимся зрачкам и открытому рту. Потом он сжимает губы и хмурит брови.
Он смотрит на меня, я на него, и это длится бесконечно.
Вдруг с бешеной скоростью гремучей змеи он выхватывает пистолет.