Он коротко смеется, потом бормочет: «Ну и дела!» и прислоняется головой к борту фургона. В его темных глазах отражаются звезды. Я вижу, что вместо отцовского кольта у него за поясом торчит незнакомый пистолет.
— Где мой кольт? Он мне нужен.
Он не обращает внимания.
— Я готова заключить сделку. — Я поднимаю револьвер, который нашла на полу в доме, его уронил один из бандитов.
— Кольта у меня нет, — отвечает он наконец. — Когда я приехал, Кэти врезала мне по носу и забрала его вместе с ножом. Тебе нужно поговорить с ней.
Мысль, что Кэти сломала Малышу нос, слегка меня развеселила. С минуту мы молчим, он смотрит на звезды и выглядит слишком безмятежным, принимая во внимание, что он только что убил двоих. Нельзя быть настолько безразличным, совершив такое преступление, даже если ты бежишь от бандитской жизни и не так ужасен, как пишут в газетах.
— Я не допущу, чтобы ты узнал имя того стрелка. — Он не отвечает. — Оно тебе нужно, но ты до сих пор его не знаешь, иначе просто выдал бы его своим, вместо того чтобы стрелять в них.
— Может, я их пристрелил, потому что бежал из банды? Я сто раз говорил тебе, что покончил с той жизнью.
— Это невозможно. Мы — это наше прошлое.
— Чушь собачья!
— Ты хочешь сказать, наше прошлое не влияет на настоящее, на то, кем мы стали сейчас?
— Я думаю, если кто-то совершил ошибку в прошлом, это не значит, что он будет совершать ее всю жизнь. Люди меняются.
— Да, меняются. Но ты в бегах. Нельзя совершить что-то подобное и делать вид, будто ничего не случилось.
— Можно попытаться.
Вот почему мне нелегко поверить в истории, которые он рассказывает. Он бежит, и его не заботит, что он кому-то причиняет боль и страдания по пути к своей цели. Это не похоже на поведение невинного человека. Так ведут себя трусы.
Собака, которую Кэти зовет Матт, прыгает в фургон и сворачивается калачиком рядом с Малышом. Кэти забирается на козлы — с ее животом это сделать не так-то просто. Правильней было бы, если бы повозкой управлял кто-то из нас, но она отказывается сообщить, куда мы едем или даже в каком направлении.
Фургон полон ее вещей, тут и незаконченная колыбель, и ящики с курами. Три свиньи и корова пойдут на привязи. Остается надеяться, что банда Роуза далеко, потому что не заметить наш караван невозможно, и двигаться мы будем с черепашьей скоростью.
— Завяжите глаза, — говорит Кэти, бросая мне и Малышу по платку.
— Это шутка? — говорит Малыш.
Кэти взводит курок пистолета, в ее взгляде нетерпение.
— Хорошо, хорошо, — Малыш поднимает руки. Должно быть, он привык, что ему угрожают, либо для него это вообще не угроза, и он без лишних слов повязывает платок. Я неохотно делаю то же самое, завязав уголки ткани на затылке.
— Хорошо, — ворчит Кэти, — и если я увижу, что вы сняли их без моего разрешения, вышвырну вас из фургона умирать с голоду.
Раздается щелчок поводьев, и упряжка устремляется вперед.
Малыш Роуза почти тут же засыпает. По крайней мере, мне так кажется. Его дыхание изменилось, стало не таким глубоким, но из-за скрипа фургона мне сложно об этом судить.
Я еще немного выжидаю и наклоняюсь к Кэти.
— Он спит?
С козел раздается скрип, и она отвечает:
— Похоже на то.
— Его интересует то же, что и меня. Вы это знаете, верно?
Она ухмыляется.
— Я жду уже десять лет, что один из бандитов Роуза явится ко мне. Это был лишь вопрос времени.
Я озадаченно хмурюсь.
— Итак, ты хочешь узнать о том стрелке, которого я наняла, так?
— Да, пожалуйста.
— Его звали Нат.
— А фамилия?
— Я никогда не слышала фамилии.
— Где его найти?
— Нигде. Он умер примерно десять лет назад, вскоре после того, как закончил мое дело.
— Что же мне теперь делать?
Единственное, что я могу разглядеть сквозь повязку, — свет фонаря на козлах. Когда я залезала в фургон, он был повернут на восток, но я не заметила, чтобы мы пересекали железную дорогу, а если бы мы ехали на юг, в Прескотт, вокруг было бы больше шума и света. Значит, мы движемся на север или на запад, где только горы, но даже если я сейчас выскочу из фургона, сорву повязку и сяду на свою гнедую, я не представляю, как попасть домой.
— Так вот чего вы хотели, — я слишком поздно понимаю, что она надо мной подшутила. — Я для вас просто помеха, вы не хотели оставлять меня там. Вдруг я проболтаюсь и пушу людей по вашему следу. Вот вы и пообещали мне имя стрелка, зная, что это ничего мне не даст, и назвали его, когда убедились, что я в ловушке.