— Боже всемогущий, я понимаю! — взрывается Вон. — Я все испортила! Ясно, ясно, ясно! — И она убегает к пруду.
— «Прости» было достаточно, — говорю я Джесси.
— Кэти говорит, я вечно не знаю, когда надо заткнуться.
— Она наблюдательна.
Он ерошит рукой волосы, хмурится, потом берет гнедую под уздцы и ведет в конюшню. Я прихватываю одеяло и иду за Вон. Она стоит на коленях в мелком пруду, оттирая подол платья, и дрожит от холода.
— Вылезай оттуда, пока не окоченела.
Она оборачивается и видит меня с одеялом под мышкой. Руки у нее стерты до крови от стирки, костяшки пальцев посинели. Услышав мои слова, она вылезает из воды, словно только сейчас почувствовала холод, и тяжело садится прямо в грязь, я набрасываю ей на плечи одеяло.
— Ты не могла иначе.
Она фыркает, продолжая смотреть на воду.
— Значит, вот как с этим поступают? Убеждают себя, что выбора не было, успокаивая свою совесть?
Я сажусь на камень неподалеку.
— В первый раз тяжелее всего. Тебе могут сниться кошмары. Я несколько недель не мог спать.
— Как это случилось?
— Какая тебе разница?
— Есть разница, раз спрашиваю.
Я сжимаю руки в замок. Не уверен, что я хочу вскрывать эти раны снова. Об этом и думать-то тяжело, а говорить и подавно. Пока я был в банде, такого желания не возникало. Но, может, так приходит исцеление. Может, нужно выпустить яд, чтобы обрести прежние силы.
— Когда я пробыл в банде с неделю, — начинаю я, — нас узнали, когда мы проезжали один городок. И помощник шерифа собрал отряд, чтобы нас поймать, но у них не было ни малейшего шанса. Босс велел нам занять позиции на склоне глубокого оврага и открыть огонь, когда преследователи подойдут по руслу высохшей реки поближе. Когда он заметил, что я не стреляю, то велел другим остановиться. К тому моменту в живых оставался лишь один член отряда. Ему было примерно столько же лет, сколько мне сейчас.
Я смотрю на ладонь правой руки, на тонкий шрам на ней.
— И? — спрашивает Вон.
— Парень знал, что ему конец. Он бросил нам свой кольт и сказал: «Уезжайте». Босс подобрал пистолет и велел мне его прикончить. «Я в безоружного не стреляю», — ответил я. Босс пнул меня в спину, я рухнул в овраг и разодрал ладонь, когда пытался удержаться за камни. Остановился в нескольких десятках шагов от парня. Босс проверил его пистолет, защелкнув барабан. «Теперь он вооружен», — крикнул он и бросил к ногам парня пистолет. Парень взглянул на меня, на пистолет и снова на меня. Он понимал, что Босс не даст ему уйти, и, должно быть, решив, что лучше умереть, сражаясь, схватил свой кольт. Когда ствол оказался на уровне моей груди, я принял решение и убил его.
— Ты не мог поступить иначе, — она повторяет мои слова.
Я обернулся к ней.
— Знаешь, что потом случилось, Вон? Босс неторопливо спустился, подобрал пистолет убитого и показал мне, что барабан пуст. Он вынул все пули. Потом хлопнул меня по плечу, улыбнулся и сказал: «Похоже, ты все же стреляешь в безоружных, Мерфи. Теперь ты один из нас».
— Но ведь ты не знал. У тебя не было выбора.
— Разве у нас не всегда есть выбор?
— Но Роуз обманул тебя. Если бы пистолет был заряжен, а ты не выстрелил, что было бы с тобой?
— Отправился бы на тот свет. Как и ты, я сделал тогда то, что должен был сделать. С тех пор это преследует меня. В этом наше наказание. Нам жить с тем, что мы сделали.
Она смотрит прямо на меня, смотрит совсем не так, как раньше. Не с ненавистью и злостью, не оценивающе. Смотрит тепло, почти что с пониманием.
— Риз… — медленно произносит она.
Я вскакиваю на ноги.
Она все так же смотрит, я жду, что она скажет дальше, но она не говорит больше ничего. Только мое имя— не Малыш Роуза, а Риз. У меня такое чувство, словно меня выбили из седла.
— Тебе нужно переодеться, — говорю я. — Простудишься.
И иду к дому, не оглядываясь.
Глава тридцать вторая
Шарлотта
На ужин — жаркое из картошки с кроликом, который попался в силки, и свежеиспеченный хлеб. Все горячее и ароматное, но я почти не ощущаю вкуса.
У меня перед глазами стоит лицо Паркера после удара подсвечником — глаза расширены от ужаса, рот застыл буквой «О».
Риз сказал, что я не могла иначе.
Не могу в это поверить. Я понимаю все его доводы, и все равно это кажется несправедливым. Тогда, в гостинице, Паркер оказался на стороне моих врагов, но это не значит, что он был злодеем. На самом деле, судя по вырезкам на стене, совсем наоборот, этот пожилой человек помог поймать многих преступников. Дядя Джеральд умеет убеждать людей, и Паркер мог считать, что оказывает услугу нам обоим. Я была для него взбалмошной девицей, у которой не все дома, к тому же запуганной Малышом Роуза, которую любящий дядя хочет доставить домой в целости и сохранности. Паркер всего лишь хотел поступить так, как считал справедливым, а я убила его за это.