— Ты слышишь, Шарлотта?
— Что? — я поднимаю голову от тарелки.
— Снова уезжать тебе небезопасно, — повторяет Кэти. — После того, что случилось в Бангартсе. Вести о смерти этого человека приведут сюда еще больше охотников за головами, так что тебе лучше пока не высовываться.
Я провожу рукой по лбу, у меня кружится голова. Она права, я знаю. Я мало чем помогу маме, если меня обвинят в убийстве и посадят в тюрьму. Но у мамы не так много времени в запасе. Своим бездействием я, быть может, подписываю ей смертный приговор.
— По крайней мере, в этом есть хоть что-то хорошее, — говорит Риз. — Банда прибудет в Бангартс.
— Я сказал уже, от этого одни неприятности, — спорит с ним Джесси. — Они начнут искать нас.
— Поэтому я поеду им навстречу.
— Тебя убьют, — говорит Кэти. — А если не тебя, то твою мать.
— Не убьют, если получат то, что им нужно.
В комнате повисло напряжение, за столом неожиданно воцарилась тишина.
— Я сам тебя пристрелю раньше, чем ты выдашь нас Роузу, — рычит Джесси.
— Ты меня не понял. Видишь ли, я тут подумал… Скажем, я поеду вдоль железной дороги, и когда они появятся, скажу им, что ищу их и что я нашел того, кого Босс хочет прикончить, — стрелка, повинного в смерти его брата. Они захотят отправиться прямиком сюда, но я скажу, что вы тут хорошо окопались: слишком много оружия, охраняемый узкий проход в горах. Я предложу им сесть на поезд, идущий на юг от Селигмана, пообещав, что обязательно доставлю тебя. Они будут думать, что я выдаю тебя им, но на самом деле мы устроим засаду и перестреляем их по одному.
— Да зачем ждать поезда? Я поеду за тобой на встречу с ними. Спрячусь за деревьями и перестреляю их, пока ты будешь им предлагать план с поездом.
Риз качает головой.
В лучшем случае ты успеешь выстрелить лишь один раз, прежде чем Босс сообразит, что я провел его и меня прикончат. Что, если там не будет деревьев, чтобы укрыться, или приедет только часть банды и, пока я договариваюсь с Боссом, кто-то из них обнаружит тебя в кустах? Как только они поймут, что я их обманываю, — нам конец. План с поездом неплох, у меня должно получиться, если ты позволишь мне взять это на себя.
— Тут только одна загвоздка, — замечает Кэти, — Помнишь своего приятеля, который удрал в Прескотт, того, в которого мы стреляли с крыльца? Он знает, что ты их предал.
На лице Риза появляется улыбка.
— Да, он думает, что я предатель, но он не видел, как я кого-то убивал. И с крыльца мы палили ему в спину — он ведь очень шустро удирал! Все случилось так быстро. Мне нужно лишь посеять зерно сомнений, заставить Диаса взглянуть по-другому на то, что он тогда видел. А Босс мне поверит.
Все кажется слишком простым, но Колтоны отнеслись к плану серьезно. Пока я снова принимаюсь за жаркое, они обмениваются многозначительными взглядами, словно ведут неслышную беседу.
Риз смотрит на нас, убежденный в своей правоте.
— Понимаете, Лютер Роуз не хочет верить в то, что я его предал. Он хочет думать, что я верен ему. Если мой рассказ будет похож на правду, он поверит и сядет на поезд. Его ослепляет жажда крови и мести, из-за этого он теряет осторожность.
— Да, скорее всего, так и есть, — говорит Кэти.
Ну а если он не поведется на это? — спрашиваю я. — Если не захочет тебя слушать и пристрелит, не дав и слова сказать? Тем, кто идет прямо в логово льва, редко удается выйти невредимыми.
Риз морщится.
— Об этом я тоже думал, Вон, но это риск, на который стоит пойти. Сколько я ни прикидываю, что может пойти не так, все же это дело мне кажется стоящим. — Он смотрит на меня своим непроницаемым взглядом. — Я должен это сделать. Для себя и для Кол тонов, — Риз смотрит на Кэти и Джесси. — Для всей Территории. Так я исправлю то зло, которое совершил. Так будет правильно.
Колтоны согласно кивают и после обсуждения предлагают Ризу выждать денек, прежде чем выезжать в прерии. «Всадники розы», конечно, узнают о случае с Паркером, но, чтобы вести дошли до бандитов, потребуется некоторое время. А потом им придется довольно далеко проехать на север.
Все это время я молчу и думаю, как же просчиталась относительно парня, сидящего рядом со мной. Да, он не безгрешен и на его руках кровь, но ведь и на моих теперь тоже. Меня не пугает больше его отсутствующий взгляд. Это не оттого, что у него нет души, скорее, это доказывает, что она у него есть, — душа, что видела зло и творила его сама и теперь каждый божий день старается загладить свою вину.