— Посадка закончена! — раздается крик.
Я замираю в седле. Меня не радует мысль о том, что придется гнаться за поездом и бросить лошадь, чтобы забраться на него. Раньше я штурмовал только неподвижные поезда, но мы с Джесси решили, что так будет безопаснее. Если Роуз и ребята решат, что я пропустил отправление, я могу подойти к ним, когда сам сочту нужным. Это самое главное — держать все под контролем, не отпускать поводья. Иначе все пойдет кувырком.
Раздается оглушительный свисток. Паровоз трогается с места.
— Не подведи меня, сынок, — сказал Джесси, когда мы расставались. — У меня нет привычки стрелять в детей, но я сделаю это, если придется.
Даже теперь он в глубине души сомневается во мне, и это больнее, чем хочется признавать. Я не против того, что он так меня называет. Роуз пользовался этим словом, чтобы я почувствовал себя слабым и бессильным и чтобы помнил о том, что я у него в долгу. А у Джесси это звучит как признание того, что он меня уважает.
Я не подведу его, пора доказать это делом.
Я пришпориваю гнедую, ту самую, что Шарлотта украла у дяди. Джесси одолжил мне кобуру, и я рад, что мое оружие никуда не денется. Я гоню изо всех сил, и меньше всего мне нужно, чтобы пистолет выскользнул из-за пояса.
Руки у меня перестали трястись где-то между Бангартсом и железной дорогой. Я приближаюсь к уверенно набирающему скорость поезду. Мимо проносятся вагоны, громыхая на рельсах, лошадь пугается. Я стараюсь ее успокоить, и, когда мимо проезжает ручка двери, я хватаюсь за нее, высвобождаю ноги из стремян и некоторое время раскачиваюсь на весу, чувствуя, как болят от напряжения плечи. Меня уносит все дальше от лошади. Тяжело дыша, я с трудом влезаю на подножку. Лошадь тут же замедляет бег и сворачивает в сторону от путей. Может быть, она сама вернется в Бангартс, где мы оставили гнедую, на которой ехал Джесси, или направится к горной дороге, где привязана Ребел, еще одна кобыла Колтонов. На ней мы вернемся, если нам удастся провернуть это дело и остаться в живых.
Поезд мчится вперед, моя лошадь исчезает вдали, и я направляюсь на встречу с дьяволом.
Железнодорожное полотно здесь словно стиральная доска. Меня мотает и подбрасывает, пока я иду по проходу, и боль от ушибов, оставшихся после стычки с Диасом, вспыхивает снова. Пассажирские вагоны в этом поезде совсем не такие шикарные, как те, что мы грабили на Южно-Тихоокеанской, но местный народ вполне доволен. Я высматриваю ребят Роуза, но никого не встречаю до самого вагона-ресторана. Открываю дверь и вижу его — Лютера Роуза собственной персоной, сидящего за маленьким столиком на двоих.
Он поднимает голову и, увидев меня, улыбается самой широкой и радостной улыбкой, которую я у него когда-либо видел. Для этого он даже вынимает изо рта сигару, так что мне видны все его зубы до единого. Он кивает на место напротив. На столе нет еды, но бокалы полны виски до краев, так что немного даже разливается, когда поезд трясет особенно сильно.
— Мерфи, — говорит Роуз, ставя стакан. — Я уже начал сомневаться, что ты появишься.
— Это было не так-то просто, — говорю я, усаживаясь.
Немногочисленные пассажиры рядом заняты своей едой и разговорами, никому нет дела до нас. Единственные двое, которые прислушиваются, склонив голову, сидят прямо за спиной у Босса — Кроуфорд и Баррера.
— А где Диас? — спрашиваю я.
— А где Колтон?
— Я первый спросил.
Это смело, особенно с Роузом, но он знай себе улыбается, лениво приподняв бровь.
— Да какая разница, где он, сынок? Сигару?
Он протягивает ее мне вместе со спичками.
— Я сказал привести всех. Где же он?
Роуз делает большой глоток, ставит стакан и, наконец, нарочито медленно говорит:
— Он с Де Сото.
Я замираю с зажженной спичкой в руке, забыв поднести ее к сигаре. Точно, Де Сото — его не было с остальными, когда мы столкнулись в прерии. По крайней мере, я его не видел. Но он был где-то рядом, должно быть, прятался. А когда я отправился в путь, настолько измотанный, что с трудом поднимал голову, чтобы видеть дорогу перед собой, вот тут-то он и поехал за мной.
Поехал за мной и все увидел — и дорогу к убежищу Колтонов, и то, что тропа не сужается, а вокруг дома нет охраны, — и привез эти сведения банде, Де Сото, который никогда не говорит ни слова, если к нему не обращаются, который всегда сливается с пейзажем, охраняет тыл, рыщет в тени. Тихий и незаметный Де Сото — тот, о ком всегда забывают. И я о нем забыл. Я пожадничал и попытался обмануть дьявола, забыв, что это невозможно. Ведь он всегда играет по своим правилам, и правила эти всегда меняются. Дьявол терпелив и коварен, он ждет своего часа, чтобы приметить наше слабое место.