Мой карандаш гораздо эффективнее винчестера. Слова имеют великую власть, невероятное влияние, и об этом нельзя забывать.
Я открываю дневник и начинаю писать. Слова приходят не сразу, сначала они тяжеловесны и неуклюжи, и мне трудно соединять их в предложения. Но спустя какое-то время они начинают течь свободно, потому что идут от сердца, и вскоре я едва успеваю их записывать.
Это будет очерк о человеке, которого я знала как Риза Мерфи. Он не святой, но и не злодей, его терзали чувство вины и призраки прошлого. Ему приходилось жить по чужим бесчеловечным правилам и принимать трудные решения. Но в самом важном он всегда делал правильный выбор, хотя рос и становился мужчиной под бдительным присмотром самого настоящего дьявола, главаря «Всадников розы» Лютера Роуза.
Я пишу историю жизни Риза в вагоне, похожем на тот, в котором самым драматическим образом пересеклись наши жизненные пути. И, когда приезжаю в Юму, сразу после встречи с мамой иду в редакцию «Инквайрер».
Глава пятьдесят вторая
Шарлотта
«Подлинная история Малыша Роуза» выходит неделю спустя после сообщений о смерти Риза.
Через несколько дней ее печатают все газеты Территории, и телеграф приносит в редакцию «Инквайрер» все новые и новые просьбы о перепечатке. Общественность бурлит. Многие изменили свою точку зрения. А достоверность сведений, представленных людьми шерифа после опознания обезображенного трупа, теперь вызывает сомнения практически у всех. Идея, что Риз Мерфи — Риз, а не «ужасный Малыш Роуза»! — скончался в полном одиночестве в прерии после того, как искупил все свои грехи, находит горячий отклик. Начали циркулировать слухи, что он мог выжить.
Но на каждого благодарного читателя, питающего такую надежду, находится другой — тот, кто считает, что у меня не все дома. Меня называют лгуньей и любительницей сенсаций, сочувствующей ворам и убийцам.
Мои мотивы подвергают сомнению. Я получаю угрозы, призывы прекратить «засорять своими измышлениями газеты» и предложения кропать романы вместо статей. Но отступаться я не намерена. Во-первых, газеты призваны сообщать читателям правдивые сведения, а история Риза именно такова. А во-вторых, после того, как я годами слышала от дяди Джеральда, что женщинам не место в журналистике, идти на поводу солидарных с ним мужчин мне как-то не с руки.
Просьбы о публикациях продолжают поступать, и спустя всего две недели мой очерк выходит в неимоверном количестве газет — я и представить себе не могла, что их так много. Кузина Элиза написала мне, что прочитала «Подлинную историю» в «Питсбургском вестнике» — том самом, где начала свою карьеру Нелли Блай. Я прихожу в восторг и едва не лопаюсь от гордости.
Примерно через месяц после первой публикации, когда шумиха вокруг очерка начала утихать, в редакцию «Инквайрер» на мое имя приходит очередной конверт. Я не без колебаний вскрываю его, ожидая прочесть очередную отповедь негодующего читателя. На листке бумаги внутри всего одна строчка:
Мне понравилось. Спасибо. РМ
Я бросаю письмо на стол и, подскочив к окну, распахиваю его.
Вдали на станции стоит под парами локомотив. Пассажиры заполняют вагоны. По улице едут повозки и экипажи, пешеходы спешат по своим делам. Ну конечно, Риза нигде не видно. Разумеется.
Раскрасневшись от смущения, если не стыда, я захлопываю раму.
Кажется, ничего не изменилось. Душу Риза по-прежнему отягощают боль и неизбывное чувство вины, и он, похоже, считает себя недостойным нормальной жизни, к которой всегда стремился. А я-то думала, что, восстанавливая справедливость, помогу ему избавиться от ощущения собственной никчемности и ущербности, и он, навсегда отринув зловещую тень «ужасного Малыша Роуза», перестанет избегать людей. Но он по-прежнему прячется, все еще бежит от своего прошлого.
Пожалуй, глупо ждать чего-то другого.
Он предпочитает одиночество, и имеет на это полное право. Да и на что я, собственно, надеюсь?
Той ночью, когда у Кэти начались роды, я вернулась к Колтонам, потому что считала, что между мной и Ризом Мерфи есть что-то недоговоренное. Я хотела попрощаться. И вот оно — настоящее прощание — прилетело в конверте. Теперь наши пути расходятся.