Он хотел начать жизнь с чистого листа.
Я хотела спасти семью и получить работу, о которой мечтала с детства.
Теперь мы оба можем заниматься своими делами. Наши имена чисты — благодаря моим статьям.
И с помощью Колтонов я обеспечила себе алиби на время смерти Паркера. Но до сих пор виню себя.
У меня и в мыслях не было убивать старого охотника за головами, хотя его кровь на моих руках. Видимо, мне всю жизнь суждено сожалеть об этом своем поступке. Наверно, Риз испытывает нечто похожее, только в десятки раз сильнее.
Но мы так или иначе осуществляем наши мечты. И они у каждого свои. Справедливость восторжествовала, начало положено… Все так, как должно быть.
Я кладу письмо в ящик стола и больше не притрагиваюсь к нему. Но, несмотря ни на что, я часто оглядываюсь, пытаясь отыскать в толпе деловитых горожан Риза Мерфи.
Приходит сезон дождей, а за ним — бесконечное засушливое лето. Я тружусь в суматошной редакции «Инквайрер» в компании издательницы Рут Додсон, журналисток и наборщиц — моих новых подруг, если не родственниц — под неумолчный шум печатной машины. Мама остается владелицей прииска «Лощина», но управление доверяет Полу. Племянник еженедельно отчитывается по телеграфу, и, оказывается, человек он честный и порядочный, в отличие от своего отца. Я лишний раз убеждаюсь, что значение наследственности не слишком велико и натура любого из нас зависит не только от происхождения.
Август мы проводим в Прескотте, иногда навещая Пола. Дела на прииске, да и во всем городе идут хорошо благодаря железной дороге. В магазинах полно недорогих, но качественных товаров, которые доставляют в процветающий Прескотт целыми составами. Вновь заработали многочисленные медные рудники, поскольку добытый металл стало гораздо легче перевозить. Несмотря на многочисленные проблемы — задержки поездов, сход селей, проседающие рельсы, — отец мог бы гордиться предприятием, в которое вложил немалые средства. Горожане ласково называют дорогу «Старой доброй железкой» и относятся к ней чуть ли не с обожанием.
Ежедневно в Прескотт прибывают приезжие — те, кто готов поселиться с столице Территории или осесть где-то еще: в старательских городках, на ранчо. Порой я ловлю себя на том, что ищу среди них Риза, но с каждым днем надежды встретить его все меньше.
Через какое-то время многочисленные газеты Территории вновь возвращаются к теме «Всадников розы»: остался ли в живых кто-нибудь из бандитов, и если остался, то куда они подевались. Ограбления на железной дороге ушли в прошлое, людей, подходящих под описание «Всадников», никто не видел ни в городках, ни в старательских поселках Аризоны с самого Нового года. Одновременно вспыхивает интерес к личности Риза. Таинственное исчезновение превратило его чуть ли не в мифического персонажа, в легенду, которая будоражит воображение детей.
— Я буду Малышом Роуза! — кричат они, разыгрывая в лицах знаменитую перестрелку, спуская курок воображаемого пистолета.
Я наблюдаю за ними с улыбкой.
Герой моего очерка перерос реального Риза, стал кем-то, кого люди, как им кажется, знают, хотя на самом деле любой человек слишком сложен, чтобы втиснуть его в рамки газетной статьи. И Малышом Роуза больше не пугают проказливых ребятишек — отношение к нему опасливое, но скорее хорошее, — то, чего Риз и хотел.
В октябре редакция «Инквайрер» гудит — мы обсуждаем очередной материал Нелли Блай, которая сумела проникнуть в сумасшедший дом, провести там под видом пациентки десять дней и сбежать. Теперь в «Нью-Йорк пост» опубликованы свидетельства ненадлежащего лечения пациентов и жестокого обращения с ними. Мы сидим в редакции допоздна, восторгаемся отчаянной журналисткой и, округляя глаза, обсуждаем ее, словно маленькие девочки.
Мои статьи, посвященные повседневной жизни южной части Территории — политические и экономические события, происшествия на рудниках и железной дороге, нововведения, — по контрасту кажутся ужасно пресными, но я усердно работаю и сдаю материалы в срок. Важна правда, и даже мелочи, если писать о них безответственно, могут быть губительны.
Примерно неделю спустя у меня на столе появляется конверт, надписанный знакомым почерком. После стольких месяцев молчания это как гром среди ясного неба. Я так быстро вскрываю его, что умудряюсь порезать палец о край листа бумаги.
Во-первых, я прочел статьи Блай. Твои лучше.
Во-вторых, я купил новую шляпу. Я помню, тебе не нравилась старая, к тому же я потерял ее тогда в поезде, так что пришло время. Еще я подстригся. Наверное, выгляжу теперь по другому, но это все же я, во всяком случае, в самом главном.