— Нет. Я до сих пор не знаю, когда будет следующий. Твой муж выводит меня из себя. Ты спишь в джинсах, подруга?
Габриэлла откидывает голову назад в возмущенном смехе, привлекая взгляды прохожих. Наша свекровь определенно не одобрила бы такое поведение.
— Нет. Я сплю, как обычно, но твой муж никак не помогает ситуации своими выкрутасами. И теперь, когда мы знаем, что кое-что было не единственное, на что пошел Тициано, чтобы жениться на тебе, ярость Витторио имеет немного больше смысла.
— Имеет, — признаю я. В конце концов, Тициано убивал людей.
— Но я не понимаю, почему он просто не попросил тебя выйти за него замуж с самого начала. Все было бы гораздо проще…
— А я бы вышла? Хотя, даже если бы я не хотела, меня бы все равно за него выдали.
— А сейчас?
— А что сейчас?
— Если бы ты тогда была Рафаэлой, но знала то, что знаешь сегодня, ты бы согласилась?
Да! Это слово взрывается в моей голове, но я не даю ему сорваться с губ.
— Ты планируешь изобрести машину времени, подруга?
Габриэлла фыркает, но не настаивает на своем. Мы входим в дом через заднюю дверь — ту, которой пользовались, когда еще были служанками в особняке, потому что нет никакого смысла обходить все поместье, чтобы войти через парадную дверь.
Служащие, встречающиеся нам на пути, либо пригибают голову и пробегают мимо, либо улыбаются нам, словно перевоплотившимся богиням, совершенно забыв о том времени, когда мы были коллегами. К счастью для нас, мы не столкнулись с Луиджией. Уверена, главная экономка не согласилась бы с нашим практичным решением не обходить весь особняк только для того, чтобы войти через парадную дверь. Ведите себя как подобает, сказала бы она.
— Нет, но я подумываю начать уроки английского. Что думаешь?
— Я думаю, это здорово. Если тебе не нравилось, что ты не могла общаться с людьми во время медового месяца, сделай что-нибудь с этим. Кроме того, Дон много путешествует, и английский всегда пригодится.
— Верно, а ты не хочешь? Я знаю, что ты уже говоришь по-английски, но, может быть, еще один язык? Мы могли бы нанять двуязычного учителя.
— Посмотри, как она заговорила о найме двуязычного учителя… Кто бы мог подумать, что мы начинали твои уроки итальянского с Google Translate, блокнотом и очень подозрительной Луиджией на хвосте, а? — Я смеюсь, и Габриэлла тоже.
— Мир не вращается, он переворачивается. — Вздыхает Габриэлла.
— Это точно. Но идея мне нравится. Я всегда хотела научиться говорить по-французски и по-русски, но вряд ли они позволят нам научиться говорить на языке братвы, так что придется обойтись французским.
— Я поговорю с Витторио об учителе. Увидимся за ужином? — Спрашивает она, когда мы доходим до развилки лестницы, ведущей в наши крылья, расположенные каждая по одну сторону.
— К сожалению, да.
— Секрет в том, чтобы сосредоточиться на десерте, — шепчет она, и мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что именно она имеет в виду, а потом я смеюсь.
Когда я поднимаюсь по лестнице, ведущей в гостиную, я все еще смеюсь.
— Что рассмешило мою куколку? — Спрашивает Тициано, сидя на диване и держа в руках часть от пистолета. Остальные части лежат на журнальном столике в разобранном виде.
Я моргаю, улыбка исчезает с моего лица, и я медленно приближаюсь, любопытствуя, что он делает. Вокруг нет никого из персонала, только мой муж, во всей своей тревожной красоте, сжимающий пистолет размером с его руку. Ради всего святого! Это не должно меня так возбуждать, не так ли?
— Прежде чем ты начнешь жаловаться, я прошу прощения. Это была сила привычки, и когда я понял, что гостиная — не лучшее место для этого, было уже поздно, я уже начал, — говорит он, как только я останавливаюсь перед столом и смотрю на разбросанные на нем вещи. Я хмурюсь. Смущение и веселье смешиваются с моим любопытством.
— Это наш дом, и ты тоже в нем живешь, Тициано. Почему я должна жаловаться? — Он наклоняет голову, изучая меня. — Что ты делаешь? Чистишь?
— Именно.
— Что это за пистолет?
Мой муж сужает глаза в ответ на вопрос, но поднимает основную часть пистолета, держа его со знакомым видом.
— Это Beretta 92FS. — Его голос мягкий, как будто он знакомит меня со старым другом. — Классика. Уверенность и точность — его отличительные черты.
Я подхожу ближе, любопытство преодолевает все первоначальные колебания.
— Как это все работает?
Тициано берет со стола одну из мелких деталей.