Я могу прекрасно описать обнаженных ангелов, разбросанных по сводчатой поверхности, облака, могу наизусть назвать цвета платков, которые держит каждая из десятков фигур. Но эту птицу в позолоченной клетке в углу у витража я никогда не видела. А если и видела, то не настолько, чтобы запомнить.
Птицы в клетке никогда раньше не были предметом моих размышлений. Возможно, я вижу ее сейчас, потому что мне предстоит прожить жизнь, похожую на ее: запертую в роскошной клетке. Если она роскошная. В этом я даже не могу быть уверена. Но зачем торопиться? Через три недели я все узнаю.
17
ТИЦИАНО КАТАНЕО
Она отвлечена настолько, что не заметила моего появления, несмотря на зеркало в нескольких шагах от меня. Ее аромат жасмина донесся до меня, как только я ступил на лестничную площадку, задолго до того, как я добрался до гардеробной.
Я не удивился, почувствовав его запах даже в этот час. В нем есть что-то такое, что, как и в его владелице, что-то всепоглощающее. С тех пор как я выкрал Рафаэлу из крыла Витторио, кажется, что она разбросала букеты жасмина по всему моему дому. Или, возможно, ее аромат прилип к стенкам моего носа, и это еще один из многих беспрецедентных эффектов, которые эта женщина оказывает на меня.
В прическе, которую она всегда носит на работу, уже есть несколько свободных прядей. Они свисают перед ее лицом, когда Рафаэла встает на цыпочки, чтобы дотянуться до высокой полки. Ее полуприталенная униформа, с рукавами белой рубашки, сложенными до локтей, вытягивается, но, к сожалению, не показывает мне ни кусочка своей аппетитной кожи.
Мне требуется две секунды, чтобы подойти к ней, и я даже не задумываюсь об этом. На самом деле, когда она в комнате, мне приходится думать, чтобы не двинуться к ней.
— Теперь ты просто дразнишь меня, — шепчу я, зажав ее тело между шкафом и собой. Она перестает двигаться, продолжая держать руку на вытянутой руке даже после того, как уже положила вешалку на место, и испускает медленный вздох. Волоски на ее шее встают дыбом, и я прикасаюсь к ним носом, целую ее шею и вдыхаю восхитительный аромат прямо из источника. — Осталась допоздна и в моей комнате, принцесса? — Я щелкаю языком. — Если ты так хотела меня видеть, тебе нужно было только попросить, я бы пришел раньше. — Я целую ее за ухом, и Рафаэла тает, позволяя весу своего тела упасть на мою грудь.
— Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, пробормотала она между придыханиями.
Я погружаю пальцы в ее пояс, а губы проникают в воротник рубашки, целуя кожу шеи и пытаясь добраться до плеча, несмотря на ткань. Я быстрым движением поворачиваю ее к себе: глаза закрыты, щеки горячие, дыхание уже прерывистое.
Глаза открываются, она смотрит на меня неуверенно, это то же выражение, что было на ее лице в машине, в тот день, когда мы прыгнули с обрыва, после того как она поцеловала меня, а я отступил.
Такая невинная…
Если бы я был хорошим или хотя бы лучшим человеком… я бы отступил сейчас, но я не такой. Если бы Рафаэла дала мне шанс, я бы поглотил ее целиком, телом и душой, пока не осталось бы ничего. Я так и сделаю, на самом деле. Если у меня не будет шанса, я намерен украсть ее.
Я смотрю на нее, пытаясь понять, как это возможно, что мне так интересно в ней все. Она прикусывает розовую губу, потом смотрит на мой рот, и я улыбаюсь, находя ее еще более восхитительной. Она всегда кажется мне вкуснее, чем в последний раз, когда я ее видел.
Существование этой женщины сводит меня с ума.
Я облизываю ее губы. Вкус ее рта, в отличие от ее запаха, мимолетен. Я никогда не могу наслаждаться им достаточно долго, и он вызывает привыкание, заставляя меня возвращаться за очередной порцией снова и снова.
Я распускаю его пучок, и светлые пряди падают, как занавес, вниз по ее спине, задевая мою руку. Я провожу по ним пальцами и крепко сжимаю их у корней. Рафаэла задыхается и снова закрывает глаза, сдаваясь. Я хрипло смеюсь. Дни, когда она просто не может больше сопротивляться, я люблю больше всего.
Я делаю шаг вперед, прижимая ее к шкафу, и, когда я глубоко вдыхаю, ее груди трутся о мою грудь. Я снова облизываю ее рот, но вместо того, чтобы отстраниться, я целую ее.
Мои губы впиваются в ее губы с неоправданной и в то же время неоспоримой тоской и потребностью.
Рафаэла путает свой язык с моим, отвечая на каждое облизывание, посасывание и покусывание с одинаковой интенсивностью. Она поднимает руки к моей шее, просовывает одну под воротник рубашки, погружает теплые пальцы в кожу, а другой царапает кожу головы. Ее тело выгибается, предлагая себя мне, проверяя мой контроль бессмысленными дозами возбуждения. От ее вздохов, смешанных с тихими стонами, у меня мурашки бегут по коже, и я жажду еще больше звуков из ее умного, восхитительного рта.