— Если для его отца я стоила не больше, чем проститутка, то для такого человека, как он, я буду стоить еще меньше.
— Мы должны что-то сделать, — шепотом говорит Габи, и слезы, текущие по ее лицу, притягивают новые к моему.
— Нет, — повторяю я вслух свою безнадежность. — Не должны, лучше смириться.
23
ТИЦИАНО КАТАНЕО
Ночная тишина почти осязаема, она окутывает каждую стену, картину и ковер в доме, словно темный плащ, и ее нарушает только звук моих шагов в коридорах.
Винодельня моей семьи, с ее обширными землями и практически замком в центре, всегда была символом власти и традиций. Но сегодня она кажется слишком маленькой по сравнению с бурей, бушующей внутри меня, пока я иду к кабинету Витторио.
Ярость, кипящая в моей груди, это не просто раздражение, это неистовая ярость, порожденная моим желанием и правом на Рафаэлу. Ее отчаянный плач, услышанный через закрытую дверь, вызвал эмоции, которые я не намерен контролировать, потребность защитить, наказать причину такого отчаяния.
Когда я увидел ее на лестнице и последовал за ней, я намеревался лишь украсть поцелуй, может быть, два, но она выглядела такой торопливой, что я решил сделать это, узнав, куда она направляется. А когда я услышал, как она рухнула, отступить было невозможно.
Я живу и дышу миром Саграды столько, сколько себя помню. Насилие, власть, преданность и справедливость наших собственных рук — вот кодекс, по которому я живу. Но Стефано… Этот сукин сын… Он не знает, что значит слово честь.
Я иду по тихим коридорам крыла Витторио, и каждый мой шаг размерен, а гнев бурлит в глубине души. Встреча, которая нам предстоит, не будет приятной. Витторио в дурном настроении, он знает, что я стою за смертью женихов Рафаэлы, но не может этого доказать. А что же я? Я в ужасном настроении, снедаемый жаждой мести за каждую слезинку, пролитую моей будущей женой.
Дверь в кабинет приоткрыта, сквозь щель пробивается тусклый свет. Я открываю ее без стука и вхожу в комнату, где доминирует письменный стол красного дерева и полки, заставленные книгами.
Витторио сидит за столом, выражение его лица жесткое, глаза прикованы ко мне. В его взгляде смешались вызов и настороженность.
— Тициано, — говорит он, но у меня нет настроения танцевать под музыку, которую он хочет включить.
— Последние несколько недель в "Ла Санта" прошли именно так, как и должны были, дон. — Я улаживаю официальные дела встречи раз и навсегда, стоя перед ним и не отводя взгляда. Не то чтобы он не был в курсе всего происходящего в режиме реального времени. — Я защищал нашу семью, наш бизнес. Я сделал то, что было необходимо.
Витторио проводит рукой по волосам.
— Что именно было нужно? — Спросил он, в его голосе слышалось обвинение. Он знает, что не может наказать меня без доказательств, а я никогда бы не создал их против себя.
— Больше ничего, но теперь, когда мы это уладили, я считаю, что у нас есть более насущный вопрос. — Мой голос негромкий, но наполнен яростной силой. — Я здесь ради Рафаэлы.
Витторио долго смотрит на меня, словно оценивая глубину моей решимости.
— И что именно ты собираешься с ней делать?
— То, что я говорил, что хочу сделать утром после твоей свадьбы: претендовать на нее.
— Ты знаешь, что это невозможно.
— Ты собираешься притвориться, что не знаешь, что Стефано намерен сделать?
Слова вырываются сквозь стиснутые зубы, рука бессознательно сжимается в кулак до побеления костяшек. Борьба за сохранение фасада спокойствия почти осязаема, а каждое слово Витторио — как искра, брошенная в мой и без того пылающий гнев.
— Почему этот сукин сын хочет сыграть свадьбу через два дня? Он планирует продать с аукциона ее девственность, придурок!
Витторио бесстрастно смотрит на меня, в его равнодушном взгляде отражается авторитет многолетнего руководства Ла Сантой.
— Я не знал, что ты стал защитником беззащитных женщин, Тициано. Каким будет твое следующее требование? Закрыть бордели Саграды? Или женщинам, которые нам задолжали, больше не будет предоставлен выбор, чем они хотят расплачиваться — телом или жизнью?
Легкая дрожь пробегает по моим ноздрям, когда я сжимаю зубы, сохраняя фасад вежливости в молчании, игнорируя провокацию Витторио. Однако сдержать ненависть, которую я испытываю, гораздо сложнее, чем контролировать свои действия.
— Ее отец согласился на брак, — снова заговорил он, — после этого Стефано имеет право забрать свою жену, куда захочет. Ла Санта не будет вмешиваться в супружеские дела, особенно если договоренности скреплены в соответствии с нашими традициями. — Его тон спокоен, а поза в кресле расслаблена.