Раздражать старшего брата всегда было одним из моих любимых развлечений, но в последнее время Дон определенно не входит в список моих любимых людей. И это при том, что даже спустя две недели после моей свадьбы он продолжает наказывать меня при любой возможности.
— Луиджия моя дорогая! — Приветствую я, когда вхожу в зал дома и вижу, как передо мной материализуется экономка. — Как поживаешь?
Я целую ее в щеки, и она дарит мне ту крошечную улыбку, которая бывает только для меня.
— Привет, Тициано. Я в порядке. У тебя есть минутка?
— Для тебя? У меня есть все время в мире.
Она закатывает глаза от моего обаяния, но уголки ее губ приподнимаются еще больше. Теперь ее улыбку можно разглядеть даже без помощи микроскопа.
— Мне просто нужно кое-что спросить мой мальчик, вопрос, который должна была решить Анализа, но она слишком боится тебя, чтобы спрашивать, — лицо Луиджии искажается в неодобрении, и я смеюсь, потому что моя новая экономка определенно боится меня. Она практически убегает каждый раз, когда видит меня. — Это касается свадебных подарков. Они продолжают прибывать и накапливаться в ожидании адресата.
Я хмурюсь и поворачиваю голову.
— Почему Рафаэла до сих пор не открыла их?
Луиджия почти незаметно кривит губы, прежде чем ответить.
— Они адресованы только тебе.
Мой лоб перестает хмурится от этого объяснения, но гнев, который и так уже бурлил в моих венах, усиливается. Сукины дети. Семья — это моя жизнь, но, если бы я мог, я бы убил их всех.
Я делаю глубокий вдох. Если Рафаэла отказалась открывать, значит, ей не все равно.
— Я не буду их открывать, Луиджия. Просто сделай это, пожалуйста. Реши, что останется, а что нет. Что решишь "да" — подари Рафаэле, а что "нет" — распорядись по своему усмотрению.
Она кивает.
— Хорошо, все будет сделано, Тициано.
— До встречи, моя дорогая.
— До встречи. Хорошего дня.
— Ты скучал по мне? — Я толкаю плечом Джанни, выходя из машины у ворот дома, и он делает то же самое.
— Ты помял мой костюм, придурок! — Жалуется он, и я снова толкаю его, просто потому что могу.
Придирки к младшему брату — это все, что мне нужно, чтобы выплеснуть часть разочарования, лежащего на моих плечах. День был именно таким, каким я его себе представлял, когда выходил из дома утром.
— Ты не видел меня со свадьбы, я важнее твоего костюма, — говорю я, обнимая его за плечи, пока мы идем в дом, и он фыркает в знак явного несогласия. — Как тебе Южная Америка?
— Чертовски жарко, — ворчит он, и я смеюсь.
— Разве там не зима?
— А Бразилия знает этот сезон? — Возмущается он.
— В точку. — Улыбаюсь я. — Тебе удалось разобраться с закупками для винодельни?
— Да, и еще я сделал остановку в Колумбии, чтобы поставить на место проект семьи Гуальдан, принадлежащий Пабло Эскобару.
— Так эффективно… Таким образом, тебя скоро повысят до консильери.
— И придется работать напрямую с Витторио? Ты сошел с ума?
Я снова смеюсь.
— И снова, братишка, ты прав. — Я отпускаю его, пройдя через двери, потому что он идет в мамину столовую, а я — к себе домой. — На этом мы расстаемся.
— Все еще под землей?
— Ах, как больно быть вторым Витторио… — Я насмехаюсь, а Джанни сужает глаза, забавляясь.
— Разве не правильна поговорка "Боли и радости"?
— Ничего в том, чтобы терпеть Витто каждый день, весь день, нет восхитительного, Джанни.
— Добрый вечер, — говорит Витторио, входя в дверь, и я прикладываю руку к груди в притворном жесте.
— О, ты здесь? Я тебя не заметил, — вру я, и мой брат с презрением почесывает горло, после чего похлопывает Джанни по плечу и направляется в ванную.
Луиджия, стоящая в коридоре и держащая в руках пальто Витторио, бросает на меня взгляд, который должен был бы выражать неодобрение, но не может скрыть своего веселья. Джанни тихо смеется, потому что он пугливый кот.
— Но во всем этом есть и хорошая сторона, брат мой… — говорю я Джанни, уже поворачиваясь к лестнице… — Мой десерт гораздо лучше твоего…
— Кто тебя знает, кто знает, Тициано, — Джанни повышает голос, чтобы я его услышал, хотя я уже наполовину поднялся на первую ступеньку. — Говори так, и я начину верить, что тебе нравится вся эта история с женитьбой.
— Я думаю, это очень хорошо, что ему это нравится, — раздается голос Витторио из ванной, хотя он больше не появляется. — Потому что он будет таким еще очень долго. Золотой юбилей — это самое меньшее, что он мне должен, — ворчит он.