— Ты маленькая неблагодарная сучка!
— Осторожнее, — предупреждаю я сквозь зубы. — Мой муж не склонен проявлять особую милость к людям, которые меня обижают.
Глаза матери расширяются, и она делает несколько шагов назад.
— Ты мне угрожаешь?
— Я предупреждаю тебя, — поправляю я.
— Как ты смеешь… Как ты смеешь?
— А что я посмела, мама? Отказалась видеться или разговаривать с женщиной, которая всегда относилась ко мне как к товару? Которая видела, как ее муж обещал отдать меня замуж за мужчин в три раза старше меня и молчала? Которая велела мне молчать и ждать, пока все закончится, пока наряжала меня невестой для человека, известного торговлей женщинами?
— Но я… Я…
— Мне не нужны твои оправдания, если ты собираешься их придумывать. Я даже не хочу тебя видеть, мама. Может быть, через какое-то время, но точно не сейчас.
Она смотрит на меня в недоумении, несколько раз моргает глазами, словно таким образом может изменить реальность. Не может. Я пыталась, каждый раз, когда они с отцом обещали меня жениху еще более отвратительному, чем предыдущий.
— Хорошего дня.
Это все, что я говорю, прежде чем повернуться и уйти, оставив ее позади.
47
ТИЦИАНО КАТАНЕО
— Мы начали захватывать город с севера и распространяем новость о том, что отныне Лас-Вегас — владения Ла Санты. У нас пока не было никаких конфликтов, но Беллучи делают то же самое, что и мы, только с юга. Это всего лишь вопрос времени, когда надвигающаяся война перестанет быть холодной.
Энцо сообщает о последних событиях в Лас-Вегасе. Три недели назад он начал выполнять приказ о взятии Вегаса. Как и предполагал Маттео, несколько картелей, мотоциклетных клубов и мафий разведали новую территорию, но, когда они обнаружили, что мы расширяемся, все они сдались, кроме Беллучи.
Скоро начнется кровавая бойня, и хотя я все еще злюсь из-за того, что меня там не было, я уже поймал себя на мысли, что не хотел бы, чтобы Рафаэла оказалась под перекрестным огнем. А путешествовать без нее не получится, так что… Глупость Витторио, возможно, в конце концов, была хорошим решением.
— Хорошо, — говорит Витторио. — Их перебьют и вернут в кильватер, который им не следовало покидать. Что-нибудь еще?
— Вообще-то да, — говорит Энцо, делая совершенно ненужную драматическую паузу. Я сжимаю зубы, чтобы не закатить глаза на этого претенциозного болвана. — Мы нашли женщину.
— Женщину? — Повторяет Маттео.
— Да. Ее держали на заброшенном складе в городе. Похоже, она пробыла там несколько недель, а после смерти членов МК ее бросили.
— Что она говорит? Что мы знаем о ней? Я думал, что человек, ответственный за разгром клуба мотоциклистов, умер, как и все остальные, — говорю я.
— Девушка ничего не говорит. Похоже, она слишком напугана, и все, что она может делать, это плакать. И ни у кого нет никакой информации о ней.
— Девушка? — Спрашивает Чезаре. — Сколько ей лет?
— Не больше двадцати.
— Возможно ли, что она задолжала деньги клубу?
— Да, но нам пока не удалось это выяснить. Мы ведем расследование.
— Выясните это, а пока держите ее рядом. Все долги жнецов теперь наши. Саграда не проявляет милосердия. — Приказал Витторио, и Энцо кивнул. — Если это все, то ты свободен.
— Да, это так. Спокойной ночи, дон. Консильери, Чезаре, — он сделал паузу, вернув взгляд к моему. — Заместитель главы.
Его бровь с вызовом изогнута, но я могу сказать. Когда-нибудь. Однажды я убью этого сукиного сына. Звонок отключается, и я хватаюсь за ручки кресла, готовый встать.
— Все свободны. Кроме тебя, Тициано.
Я отпускаю кресло, позволяя своему телу упасть на спинку и не обращая внимания на провокационный взгляд Чезаре. Когда мы с Витто останемся одни, я спрошиваю:
— Вам, наконец, надоело наказывать меня, дон?
— Ты наконец-то сделал свою работу и выяснили, что именно вызвало взрыв в катакомбах и почему эти люди оказались там? — Я медленно и глубоко выдыхаю, потому что нет, я еще не выяснил. — Так я и думал.
— Ты не можешь планировать наказывать меня вечно, Витторио.
— А я не могу? — Спросил он, приподняв бровь. — Но если ты так хочешь восстановить свои права, то с завтрашнего вечера ты и твоя жена можете посещать семейные обеды.
— Можем или должны?
— Как ты думаешь? — Я отворачиваюсь, раздраженно качая головой. Витторио похож на монахинь-учительниц, которые были у нас в интернате и, когда мы жаловались на количество домашних заданий, нам обоим их просто удваивали. — А теперь давай перейдем к делу.