— Нет, все отлично. Центральное местоположение?
— О да. Не на самой Мэйн-стрит, но всего один квартал к северу.
— Прекрасно. Хотелось бы узнать точный адрес.
— Разумеется.
— Значит, я могу сказать моему двоюродному брату, что он может получить наличные…
— Да, какое время вас устроит?
— Сегодня до конца рабочего дня.
— Никаких проблем, — заверил Уэйр. — Итак, вы хотите, чтобы шестьсот тысяч долларов были переведены немедленно и выплачены сегодня же. Обычный телеграфный перевод.
— Совершенно верно. Я желаю, чтобы вы перевели телеграфом шестьсот тысяч долларов для выплаты их наличными сегодня до конца рабочего дня в отделении вашего банка в Калузе, — подтвердил Амарос.
— Вы можете сообщить мне имя вашего двоюродного брата? Ни я, ни вы, конечно, не хотели бы, чтобы такие крупные деньги попали не в те руки, не правда ли?
— Совершенно с вами согласен. Его зовут Эрнесто Морено.
Уэйр принялся записывать, протяжно выговаривая каждый звук: М-о-р-е-н-о. И поставил точку.
— Я сообщу также, что выплата должна быть сделана после тщательной идентификации. Вам ясно, что я имею в виду?
— Конечно.
— Значит, вы дадите мне специальные инструкции? Все-таки очень крупная сумма, поймите меня.
— Специальные инструкции? Какого рода? — спросил Амарос.
— Ну, например, мы можем сообщить в банк, чтобы там задали вашему кузену вопрос, на который только он может дать ответ. Имя его матери или что-то в этом роде.
— Я не знаю имени его матери.
— День его рождения…
— Мне он неизвестен.
— Ну что-то еще…
Амарос задумался, потом сказал:
— Пусть его спросят, как мы называем девушку-блондинку по-испански.
— Простите?
— Запишите, — предложил Амарос. — Как мы называем девушку-блондинку по-испански.
Уэйр записал, снова повторяя вслух написанное.
— А что он должен ответить?
— Cenicienta, — сказал Амарос.
— Произнесите, пожалуйста, по буквам, — попросил Уэйр.
Телеграфный перевод был сделан за семь минут. Чуть меньше времени ушло у Амароса на то, чтобы сообщить Эрнесто в мотель, что деньги уже в пути. В Калузе тоже шел дождь, когда в банке на первой улице получили перевод и инструкции. Вообще во всей Флориде этот день был дождливый. Время тропических циклонов начиналось в июле и кончалось в октябре, но в этом году, как говорили, оно наступит раньше. Впрочем, так говорили каждый год.
В своей квартире на втором этаже в «Башнях Кэмелота» Винсент ходил туда-сюда от дивана к окну, по которому струился дождь, от окна к дивану и так далее. Удивительно, что он не протоптал ковер до дыр, думала Дженни, глядя на Винсента.
Винсента весьма обеспокоил вчерашний визит адвоката Мэтью Хоупа. Он требовал, чтобы Дженни повторила, что она сказала Хоупу. Слово в слово передала весь разговор. В последний раз она видела Винсента таким встревоженным, когда он рассказывал ей о человеке, который ходил по квартирам с ее фотографией в руках. Она поняла, что того человека послал Ларкин, но не сказала об этом Винсенту, потому что Винсент даже не знал о существовании Ларкина. Разумеется, не сказала и об украденном у Ларкина золотом «роллексе», который лежал в ее личном сейфе в отеле «Шератон», где она зарегистрировалась под именем Джулии Кармайкл. Она со спокойной душой утаивала от Винсента многие вещи и считала, что и он поступает так же по отношению к ней. В конце концов, они ничем, кроме дела, не связаны, и она не собирается после завтрашнего дня с ним встречаться.
— Мы должны убраться из этого города как можно скорее, — твердил Винсент. — Закончим завтра дело и немедленно слиняем. Здесь становится слишком горячо.
Она терпеть не могла, когда он начинал разговаривать, словно бывалый гангстер. В его женственных устах такие слова звучали попросту смешно. Правда, она где-то читала, что убийцы-гомосексуалисты — самые жестокие среди убийц. И это ей тоже казалось нелепым. Стоило вообразить, как Винсент пытается кого-то застрелить, и ей начинало казаться, что он ранит себя же в ногу или что-то в этом роде.
— Когда ты должна с ними встретиться? — спросил Винсент.
— В двенадцать.
— Где?
— Они живут в мотеле «Солнечный щит».
— Где это, черт побери?
— На Норт-Трейл, рядом с аэропортом, так они говорили.
— Да все мотели находятся по дороге к аэропорту.
— Ну и что такого? В это время года там почти никого нет.
— Я просто так говорю, — ответил он и возобновил свое безостановочное хождение от дивана к окну и обратно. Он носил очень тесные джинсы, и вся его механика выделялась спереди как нельзя лучше. А талия какая тонкая, подумала она.
— Меня они не ждут? — спросил он.
— Я о тебе ничего не говорила. Они ждут четыре кило кокаина и больше ничего.
— Ты сказала им, что возьмешь только наличные?
— Они и сами знают. Если они заняты этим бизнесом, то не пользуются ничем, кроме наличности. Я велела им принести двести сорок тысяч пятьсот долларов. С вычетом семи с половиной процентов для Клемента.
— Какими?
— Что какими?
— Какими банкнотами?
— Я не уточняла.
— Надо было им сказать, чтобы стодолларовыми.
— Надо было тебе находиться здесь, а не обсасывать петушок у любовника, — отпарировала Дженни.
Винсент пожал плечами.
— Они могут принести тысячедолларовые бумажки.
— Ну и что? В Париже не разменивают тысячедолларовые?
— В Париже?
— Я собираюсь туда, если у нас все сойдет гладко.
До сих пор она никому не открывала свою тайную мечту. Мэрили она сказала, что собирается покинуть страну, но не упомянула Париж и маленький домик в пригороде. Она боялась, что над ней станут смеяться, если она расскажет кому-нибудь об этом. Но сейчас она так близка к осуществлению своей мечты, так близка! Винсент долго смотрел на нее молча, словно пытался представить себе ее в Париже. Она даже начала думать, что напрасно проговорилась. Не потому, что Винсент станет над ней смеяться, он бы не стал. Но вдруг Господь Бог услышит и захочет лишить ее радости. Похитит ее мечту. Именно потому, что она сказала о ней вслух.
— Амаросу не так уж трудно отыскать тебя в Париже.
— Спасибо, это очень утешительно! Сукин сын наградил меня герпесом, я ему отрежу его вонючий кол!
— Ну это уж чрезмерно, — сказал Винсент, — и к тому же крайне вульгарно.
— Пожалуйста, не изображай из себя гомика передо мной! — Дженни скривила рот. — Ненавижу, когда ты говоришь как педераст.
— Но я и есть педераст, милая.
— Прекрасно! Поди исповедуйся своей мамочке. Только при мне перестань кривляться.
— Я лично отправлюсь в Гонконг, — сказал Винсент. — Пусть Амарос отыщет меня там, если ему захочется. Найму пару китайцев-головорезов, они его пришьют в лучшем виде.
— Ты все еще думаешь, что за нами охотится Амарос?
— Ну подумай, радость моя, кто еще может напустить на нас частных сыщиков? А теперь еще этот адвокат! Все законно и открыто, пока он выслеживает нас. А когда выследит, мы можем ожидать визита наемных убийц. Амарос желает получить назад свое лакомство для носа. Ему сильно не нравится, что мы у него это лакомство увели…
— Я. Это я одна его увела. Не стоит говорить «мы».
— Частный сыщик приходил на эту квартиру. И поэтому я говорю «мы». Адвокат приходил тоже сюда. Значит, речь идет опять-таки о нас. И если явятся наемные убийцы, они явятся к нам обоим. Вот почему я собираюсь в Гонконг.
— Откуда ты взял, что это был частный сыщик?
— Кого ты имеешь в виду, милочка?
— Парня, который шатался по дому с моей карточкой.
— Он сказал, что он частный сыщик.
— Но ты мне этого не говорил.
— Когда?
— Тогда. Когда я сюда пришла. В тот день, когда он тебе показывал мою фотографию.
— Я уверен, что сказал тебе.
— Ничего подобного! Ты тогда сказал, что приходил какой-то тип с моей фотографией и что его, конечно, послал Амарос.
— Именно так?
— Именно.
— Ладно, кто может помнить, столько времени прошло! Во всяком случае, пускай попробует отыскать меня в Гонконге.