— Нет, — ответила она, — мой друг ездит в синем «форде».
Машина медленно двигалась мимо домика, поливаемая дождем. Девушка отошла от окна.
— Ну? — сказала она. — Увижу я деньги или попрощаемся и забудем эту историю?
Дженни отлично вела свою роль, с большой выдержкой, — тем большей, что она так сильно хотела благополучного окончания дела. Это было ее долгожданной целью с тех пор, как она приехала в Калузу в начале апреля. А быть может, и с тех самых пор, как она приехала в Калифорнию, чтобы стать величайшей кинозвездой. Господи, молилась она про себя, не допусти, чтобы дело сорвалось.
Эрнесто тем временем думал, что если она не та девушка, то на кой черт им сдался ее кокаин по шестьдесят пять тысяч за кило? Есть другие люди, готовые продать по шестьдесят.
Доминго размышлял о том же самом.
— Так что вы скажете? — Дженни продолжала играть свою роль. — Будем заниматься делом или торчать тут и глазеть друг на друга?
— Давай деньги, — обратился Эрнесто к Доминго.
Ему хотелось подольше поглядеть на ее лицо, чтобы уверенно принять решение.
А спровадить ее они всегда успеют.
В комнате у Мэтью воняло лизолом. Здесь возвышался комод с многочисленными следами от погашенных о него сигарет. На комоде — облупленное зеркало. В окно встроен кондиционер. Кровать накрыта пледом. Возле кровати на ночном столике телефон. В ванной на умывальной раковине стоял пластмассовый стакан, на сиденье унитаза наклеена полоска бумаги, извещавшая, что дезинфекция сделана. Мэтью подошел к окну и приподнял жалюзи. Домик номер три отсюда не виден. Он мог видеть асфальтированную площадку для машин, не более того. Там стояла его машина, а также белая «тойота» и красный «ле-барон».
Он хотел было опустить жалюзи, но в эту минуту на стоянке появился синий «форд».
Холлистер.
И сумка при нем.
Деньги в стодолларовых банкнотах аккуратными пачками лежали в чемоданчике. Дженни вынимала пачки и пересчитывала банкноты. Винсент как раз хотел, чтобы бумажки были стодолларовые, но зато считать их просто морока. Она считала, а мужчины наблюдали за ней очень внимательно. Не за ее руками, перебиравшими банкноты. За лицом.
Смотрели и смотрели на ее лицо.
Пачки банкнот были перехвачены узкими бумажными полосками, по тысяче долларов пачка, но Дженни не хотела допустить ни одного шанса на обман или ошибку. Она пересчитывала все банкноты в каждой пачке. Двести сорок маленьких пачечек со штампиком «$ 1000» на обертке. Плюс пятьсот долларов, не оклеенных бумажной полоской, которые она сосчитала в самом начале.
А мужчины продолжали наблюдать за ней.
Один из них сказал что-то другому по-испански.
Она продолжала считать.
Пересчитала уже сто пять тысяч, когда худощавый вдруг спросил:
— Мисс Санторо?
Ее руки замерли.
И сердце остановилось.
Она перевела глаза с денежных пачек на край стола.
Толстый спик с тоненькими усиками стоял возле стола с раскрытым складным ножом в руке.
В другой руке у него была зажата фотография.
— Это вы? — спросил он.
У Винсента на часах двенадцать тридцать пять, но никто не стучит в дверь.
Что там у них, черт побери, происходит?
Сколько времени надо человеку, чтобы пересчитать двести сорок тысяч долларов? И сколько-то там мелочи. Может, у них деньги в однодолларовых купюрах? Сорвали банк в «чижика»!
Должно быть, она все-таки считает до сих пор, потому что собиралась при малейшей неувязке смыться оттуда.
Значит, деньги там есть, и деньги реальные, иначе она уже была бы тут.
Пересчитать деньги необходимо. Но почему так долго?
— Вот еще одна. — Эрнесто показал ей другую фотографию.
— Но это же не я, — сказала она.
Это была она, собственной персоной. В Лос-Анджелесе, на вечеринке у продюсера, с которым она трахалась потом в туалетной комнате за триста баксов. Первый снимок сделан на пляже в Малибу, там ее подруга… где он откопал эти снимки?
— Меня зовут Сэнди Дженнингс, — заговорила она снова. — Я понятия не имею, кто эта девушка…
— А вот еще. — Эрнесто протянул ей третий снимок.
Да, еще. В Сан-Симеоне, куда она ездила с той же подругой, тоже проституткой. Снимок Дженни послала матери, кажется, в прошлом году, дурацкий снимок, она стоит перед…
— Не мои это фотографии, — сказала она.
— Ваши.
— Ну знаете, или делать дело, или рассматривать какие-то…
Доминго ударил ее ножом.
Когда Винсент услышал вопль, единственное, о чем он сразу подумал, — деньги в опасности. Ему не было дела до Дженни. Все его мысли и заботы сосредоточились на деньгах, которые нужно было получить за наркотик. Он столько сделал для того, чтобы раздобыть кокаин и выручить за него крупную сумму, что не мог позволить двум испанским джентльменам улизнуть с деньгами, которые он практически считал уже своей собственностью.
Винсент достал из-за пояса кольт, выскочил из дома под дождь и кинулся бегом к домику номер три.
Владелец мотеля сидел и читал утреннюю газету, когда раздался второй вопль. Серый дождевик владельца мотеля и шляпа висели на вбитом в стену крюке слева от письменного стола. На стене висел также календарь, а рядом — портрет совершенно голой певицы Мадонны, пения которой владелец мотеля никогда не слышал.
Что он решил делать? Он решил не обращать внимания на вопли.
Бывало это не раз и не два: кто-то колотил девчонку в одном из домиков мотеля, она вопила и ругалась, но в конечном счете все улаживалось само собой. Одна из важнейших истин, которую вы должны первым долгом усвоить, если содержите мотель, — все так или иначе улаживается само собой. Перемелется — мука будет, вот и вся премудрость. Он никогда не вызывал полицию, если кто-нибудь начинал вопить или кричать.
Одна из лампочек на распределительном щите внезапно вспыхнула.
Домик номер восемь.
Тот самый, который нанял высокий человек, приехавший в машине иностранной марки.
Первое, что увидел Винсент, когда ворвался в дом, вернее, первое, что он жаждал увидеть, были деньги на столе. Множество хрустящих зеленых бумажек в маленьких пачках с надпечаткой «$ 1000». И открытый плоский чемоданчик рядом с деньгами.
Второе, что он увидел, была Дженни.
Она лежала на кровати. Вся в крови. Лицо, руки, ноги в тех местах, где задралось платье.
Огромный мужик стоял над ней спиной к двери. Он обернулся. В руке нож. Лезвие ножа сплошь в крови.
Винсент успел подумать, что зашел достаточно далеко, чтобы отступать, и всадил испанцу пулю между глаз. Тот рухнул на кровать, придавив Дженни. Второй испанец сунул руку за борт пиджака. Винсент сообразил, что испанец полез за пистолетом, и пристрелил его тоже.
Потом он кинулся к столу и начал швырять пачки денег в чемоданчик. Собрав все, защелкнул крышку.
— Помоги мне, — послышался с кровати шепот Дженни.
— Привет, дорогая! — ответил Винсент.
— Прошу тебя, — снова прошептала она.
Но Винсент уже был таков.
В тот первый и единственный раз, когда Мэтью был ранен, детектив Морис Блум дал ему совет.
— Мэтью, — сказал он, — никогда не стой на пути у человека с оружием в руках. Если ты увидишь, что прямо к тебе направляется вооруженный человек, отскочи в сторону и пропусти его. Если тебе нравится быть героем, догоняй его, когда он пробежит мимо. Но никогда не преграждай ему дорогу.
Мэтью не особенно стремился в герои.
Но он услышал два выстрела, когда говорил по телефону с полицией, сопоставил их с криками, раздавшимися раньше, и этого оказалось достаточно, чтобы выбежать под дождь из домика номер восемь и ринуться во всю прыть к домику номер три, на крыльце которого он увидел Холлистера с чемоданчиком в одной руке и пистолетом в другой.
Холлистер побежал к домику номер пять.
И Мэтью поступил так, как ему советовал Блум.
Он пропустил Холлистера мимо себя.
А потом, хоть и не слишком стремился ощутить себя героем, нагнал его и сшиб с ног.
Когда Холлистер шлепнулся во весь рост на гравий, Мэтью треснул его по голове.