После секундного замешательства Хаммерсмит обрел дар речи:
— Эта женщина не может выступать на сцене без предварительного объявления за полдня.
— А почему бы и нет? — произнес Кэлловэй, не сводя глаз с молодой актрисы.
Личфилду повезло: Констанция была необыкновенной красавицей. Кэлловэй едва осмеливался дышать, опасаясь, что видение вот-вот исчезнет.
Затем она заговорила. Она произнесла строчки из первой сцены пятого акта:
— Не обнимай меня и не целуй, Пока приметы времени и места Не подтвердят тебе, что я — Виола. [8]Голос у нее был негромкий, музыкальный, но он, казалось, шел из глубины души, и каждая фраза словно говорила о скрытой, бушующей в ней страсти. И это лицо. Оно было живым, одухотворенным, и черты его скупо, но точно передавали изображаемые актрисой чувства.
Констанция завораживала.
— Простите, — заговорил Хаммерсмит, — но на этот счет существуют строгие правила. Она состоит в профсоюзе?
— Нет, — ответил Личфилд.
— Ну вот, видите, это совершенно невозможно. Профсоюз строго запрещает подобные вещи. Они с нас кожу живьем сдерут.
— Да какая вам разница, Хаммерсмит? — вступил Кэлловэй. — Какого черта вы суетитесь? Когда это здание снесут, вы к театру и близко не подойдете.
— Моя жена наблюдала за репетициями. Она превосходно знакома с ролью.
— Это будет необыкновенной удачей, — продолжал Кэлловэй, глядя на Констанцию; с каждой минутой энтузиазм его разгорался все сильнее.
— Вы рискуете разозлить профсоюз, Кэлловэй, — проворчал Хаммерсмит.
— Я готов пойти на риск.
— Как вы совершенно правильно заметили, мне до этого мало дела. Но если им кто-нибудь шепнет словечко, вас размажут по стенке..
— Хаммерсмит, дайте ей шанс. Дайте нам всем шанс. Если профсоюз обольет меня грязью, это мое дело.
Директор снова сел.
— Да никто не придет, вы что, не понимаете? Диана Дюваль была звездой; они высидели бы весь ваш занудный спектакль, только чтобы посмотреть на нее, Кэлловэй. Но неизвестная?.. Ну ладно, это же ваши похороны. Идите, делайте что хотите, я умываю руки. Вы за все отвечаете, Кэлловэй, запомните это. Надеюсь, они вас за это распнут.
— Благодарю вас, — произнес Личфилд. — Очень любезно с вашей стороны.
Хаммерсмит начал наводить порядок у себя на столе, освобождая место для бутылки и стакана. Беседа была окончена: он больше не интересовался судьбой этих однодневок.
— Уходите, — велел он. — Просто уйдите отсюда.
— У меня несколько условий, — заявил Личфилд Кэлловэю, когда они вышли из офиса. — В спектакле необходимо кое-что изменить, для того чтобы моей жене было удобнее работать.
— И что именно?
— Ради комфорта Констанции я попрошу вас существенно уменьшить яркость освещения. Она не привыкла играть в свете таких ослепительных софитов.
— Очень хорошо.
— Я также хотел бы, чтобы вы установили ряд софитов на рампе.
— На рампе?
— Я понимаю, это необычное условие, но она чувствует себя гораздо лучше, когда на рампе горят огни.
— Они же слепят актеров, — возразил Кэлловэй. — Им трудно видеть зрителей.
— И тем не менее… Я вынужден настаивать на этом условии.
— Хорошо.
— И третье, я попрошу вас изменить все сцены с поцелуями, объятиями и другими прикосновениями таким образом, чтобы исключить любой физический контакт с Констанцией.
— Все?
— Все.
— Но ради бога, почему?
— Моей жене противопоказано учащенное сердцебиение, Теренс.
Кэлловэй на мгновение поймал взгляд Констанции. Он был подобен взгляду ангела.
— Может быть, следует представить нашу новую Виолу группе? — предложил Личфилд.
— Почему бы и нет?
И все трое отправились в зрительный зал.
Переустройство сцены и изменение всех эпизодов с прикосновениями к Виоле не заняло много времени. И хотя актеры сперва отнеслись к новой коллеге с опаской, ее сердечные манеры и природная грация быстро покорили их. А кроме того, ее появление означало, что спектакль все-таки состоится.
В шесть Кэлловэй объявил перерыв, сказав, что репетиция в костюмах начнется в восемь, и отпустил актеров часок отдохнуть. Все разошлись, переговариваясь с новообретенным энтузиазмом. То, что еще утром казалось хаосом, по-видимому, начало обретать форму. Конечно, оставалось еще множество мелких недочетов, но все это было нормальным для спектакля. На самом деле актеры сейчас впервые почувствовали себя уверенно. Даже Эд Каннингем снизошел до комплиментов новой Виоле.
Личфилд застал Таллулу за уборкой в Зеленой комнате.
— Сегодня…