Накануне. Письмо генерала Шереметьева капитану Шереметьеву из Севастополя.
Здравствуй, Николай.
Продолжаю надеяться, что мои хлопотания не напрасны. Истории Севастополя Нового необходимы подлинные примеры офицерского мужества. Отнюдь не ради пустого отцовского бахвальства на недавнем съезде всероссийского военного общества, в числе прочих офицеров, я упомянул и твое имя.
Я говорил ранее и подтверждаю сейчас: города русского Киева, той славной славянской столицы, которой во времена твоего деда гордилась земля Русская, больше не существует. И мне больно видеть, как передовые офицеры вроде тебя, которых здесь, в русском Севастополе, ждет блестящая карьера, терпят унижения от нацистских…элементов, захвативших власть в столице.
В конце концов, это небезопасно. Ранее ты сообщал о полученных угрозах, и даже подвергался допросу.
Ты человек твердой воли и единого решения, а потому я не вижу смысла продолжать уговоры. Ты состоятельный предводитель, боевой офицер, который привык брать на себя ответственность. И в первую очередь ты отвечаешь за жизни своих ребят. Уверен, твое пребывание в Киеве – это сознательный, аргументированный выбор. У тебя свои расчеты.
Но все же… Севастополю нужны такие люди, как ты. Во времена перераспределения приоритетов в системе вооруженных сил Крыма, твое дарование не останется незамеченным.
Подумай об этом.
Постскриптум.
…Коля, сынок, мама очень волнуется… Настасья все время с заплаканными глазами ходит, спрашивает – где брат, когда он уже вернется домой…
Все наши мысли заняты тобой. Ведь ты там совсем один.... В случае происшествия тебе будет не к кому обратиться. Ситуация обостряется с каждым днем. Возвращайся домой, сынок.
Ты нужен нам здесь. Живой и здоровый. Остальное приложится.
С любовью…
Папа, Мама и Сестра
В действительности Шереметьев ни раз обдумывал возвращение в родной Севастополь. Последние годы службы в киевском корпусе, который отчасти являлся мини-копией общенациональной милитарной системы, с головы до ног коррумпированной, измазанной клочками засохшей, многолетней грязи, отразились на его восприятии. Идеалы, прививаемые выпускникам севастопольского училища, разбивались о реалии столичной схемы. Все его офицерское естество требовало перезагрузки.
Однако после зимних событий в Киеве молодой капитан позабыл о возвращении на родину. Слишком живыми были картины февральского побоища. Шереметьев потерял сон. Он ежедневно казнил себя за бездействие, за тупое следование бесплодному приказу руководства.
Капитан распознал новое, движущее им чувство. То была месть.
Шереметьеву было больно глядеть на изнасилованный город, к которому он питал теплые и даже родственные чувства. Он долгое время был его защитником.
Дед Николая, полковник Шереметьев, когда-то нес службу в легендарной киевской контрразведке. Это была опора, щит и меч великого государства, с которым приходилось считаться врагам внутренним и внешним. Но как же скоро ориентиры долга и чести отошли в небытие…
Поединок
Штурмовой броневик летел вдоль проспекта. Улицы города, познавшие в последние месяцы много горя, уже предчувствовали последствия будущей кровавой стычки. В бронированном фургоне царило нервическое затишье. Капитан давал последние указания…
- Они серьезно вооружены, ребята. Соблюдаем дистанцию. Под пули не лезем. Действуем по тактике «3/1»-взаимное прикрытие. Верю, сегодня Бог на нашей стороне…
В центре Киева средь белого дня образовалась зона отчуждения. Словно перед нашествием цунами, все живое улетучилось в глубины острова. Отчаянные крики о помощи доносились из здания банковской конторы. Радикалы бесчинствовали на протяжении двадцати минут. Стоящий на карауле боевик «Резон» получил тревожный сигнал…
- Подмена, братва! Врассыпную!
Однако было слишком поздно. В тот самый миг, к стенам оккупированного здания подлетел бронемобиль. При попытке радикалов покинуть пределы филиала, завязалась жестокая перестрелка. Бойцы 211 вели огонь на поражение. В ходе перестрелки были убиты пятеро боевиков радикальной группы и двое спецназовцев. Террористам пришлось уткнуться носом в пол, как некогда их банковским жертвам.
Глядя на дрожащего от гнева, раскаленного капитана Шереметьева, раненый Резон прохрипел: «И до тебя доберемся, гнида…»
Шереметьев, утратив на мгновение контроль, провел прямой «сапожный хук» по лежащему вице-командору сектора.
- Капитан, не нужно! Эта мразь того не стоит...
«Замчики» и Главы
Кабинет нового главы СБУ. Атмосфера пропитана чувством внезапно нагрянувшей женственности. Явились новые фарфоровые побрякушки, лиловые подушечки. Благоухающий пан Благожинский грациозно покачивается в кресле. Он как бы в ожидании…
- Киса!! Что все это значит?!!
Внезапно в дверях появляется заместитель Кишечный, расхристанный и взъерошенный.
- Я-ярик…? Успокойся, дорогой… Что стряслось?
- Ты… Ты же обещал, что банковское дело, то мой актив!! Как по плану! Как условились! А ты…
Круглолицый Благожинский вытянулся и даже заострился.
- Присядь… Прис-я-ядь… Давай все по порядку… Ты не ездил на вызов?
- Нет же!! Нет! Произвол… У-у….- Кишечный хлопнул ладонью по столу. – Не исполнение приказа головы!! Не ппп…подчинение старшему по званию!!
На последнем слоге Кишечный перевозмутился до фальцета.
- Ну ты пока еще только замчик… - Благожинский подмигнул. -… Ну-ну-ну... Успокойся, мой хороший. Кто тебя обидел…?
Кишечный немного охладел. Садиться не стал. Скрепив по-наполеоновски руки, «замчик» принялся мельтешить по кабинету взад-вперед.
- Этот капитан… Ничтожество!! Да…да что он з-н-а-е-т о моей компетентности! Он ее даже не видел.… Сволочь!
Благожинский нахмурился, словно туча пред грозою.
- Фамилия?
- Шш…Шереметьев!
- Завтра же на ковер явится.