Сразу было видно, что звери готовились очень тщательно, потому что все происходило по порядку и без лишней суеты. Стол уже был накрыт и ломился от всяческой снеди — а бедняга Бед-Окур мечтал о простом куске мяса с картошкой! В перерывах между блюдами звери давали представление. Хрюкки прочел сочиненное им стихотворение, как всегда — о еде. Помню, первая строчка в нем звучала так: «Увядший капустный цветок печально поник…» Я ужасно удивился — какой цветок? Но потом выяснилось, что речь идет о цветной капусте — любимом блюде Хрюкки. Тобби и Скок изображали боксеров, причем на лапы они натянули настоящие боксерские перчатки. Они прыгали на задних лапах вокруг стола, наносили друг другу удары, конечно в полсилы. А белая мышь уже перед сладким показала нам свой номер, который она назвала «Цирк в хрустальном бокале».
Посреди стола действительно водрузили большой хрустальный бокал, белая мышь прыгнула внутрь его, важно встала на задние лапки, сняла с головы черный цилиндр, поклонилась публике, то есть нам, и громко пискнула:
— Представление начинается!
И представление началось. Белая мышь отплясывала внутри бокала и управляла оттуда своими артистами. В ее цирке была смелая наездница — другая белая мышь в юбочке из кружевной бумажной салфетки. Она скакала верхом — даже без седла! — на белке. Был там также укротитель львов, у него были нарисованные черной краской бравые, закрученные вверх усы, он пощелкивал кнутиком из бечевки, а в роли льва выступала крыса с искусственной гривой. Был там даже клоун. Раскрашенный и нарумяненный, он весело кувыркался вокруг бокала, в котором важно раскланивалась перед публикой белая мышь — директор цирка.
Доктор хохотал до слез и допытывался:
— Как же вы успели приготовить представление? Ведь вы узнали о моем возвращении всего полчаса назад.
— Да что тут хитрого! — ответила Крякки. — У нас ведь тоже есть свои маленькие секреты. Вообще-то, все это придумал Хрюкки, может быть, оно и красиво получилось, но уж больно хлопотно. Он весь дом кверху дном перевернул, пока искал костюмы и все прочее для представления. А чтобы набрать цветов и зелени и украсить ими столовую, негодник перерыл весь огород. Из-за какой-то глупости все они занимались ерундой, вместо того чтобы помочь мне привести в порядок дом и встретить вас как положено нам, зверям.
А доктор продолжал хохотать. Он вытирал слезы, выступившие у него на глазах, и успокаивал разворчавшуюся Крякки:
— И вовсе это не ерунда! Я уж и не помню, когда в последний раз мне было так весело! А порядок в доме мы наведем. Теперь у тебя будет много помощников: и Том, и я, и Чи-Чи, и Бед-Окур…
Крякки опасливо покосилась на наследника престола Ума-Лишинго и сказала:
— Какой он большой! Вот и ломай теперь голову, куда его положить спать. Он же не поместится ни в одной из наших кроватей.
— Что-нибудь придумаем, — беспечно ответил доктор. — На самый худой случай можно будет бросить на пол два матраца и устроить ему постель.
Увещевания доктора помогли, и Крякки заметно повеселела.
— Ну и ладно, — сказала она. — Может быть, теперь вы расскажете нам что-нибудь? Нам всем не терпится узнать о вашем путешествии, начиная с той минуты, когда вы подняли паруса на «Ржанке».
Остальные звери с веселым визгом поддержали просьбу утки.
— Да, да! Расскажите нам все с самого начала, — просили они, а громче всех — поросенок.
— Но не могу же я за один вечер прочитать вам весь мой дневник? — воскликнул доктор Дулиттл. — Ведь я вел его целых три года.
— А вы начните сегодня вечером, — пискнула белая мышь, — а продолжите завтра.
Услужливая Чи-Чи подала доктору трубку и табак. Доктор Дулиттл закурил и принялся рассказывать с самого начала. Он сидел во главе длинного стола, попыхивал трубкой, а вокруг сидели слушатели — люди и звери — и не сводили с него глаз. Не могу ручаться за то, что было в другие времена, но на моей памяти вокруг доктора никогда еще не собиралась такая многочисленная компания: Бед-Окур, Мэтьюз Магг, я, Крякки, Хрюкки, Чи-Чи, Полли, О’Скалли, Бу-Бу, Тобби, Скок и полдюжины белых мышей.
А в ту минуту, когда доктор начал свой рассказ, в окно постучали и раздалось тихое ржание:
— Впустите и меня, я тоже хочу послушать.
За окном стояла старая хромая лошадь из конюшни.
Она заметила, что к дому слетелись стаи птиц, что в столовой зажгли свечи, и догадалась, что вернулся доктор. Поэтому она и постучала в окошко, чтобы принять участие в празднике.
Когда распахнулась дверь в сад и старая хромая лошадь вошла в столовую, Крякки не могла скрыть неудовольствия, но перечить доктору не стала.
— Не сочти за труд, Том, — сказала она мне, — вытри хорошенько копыта новому гостю. Будет очень жаль, если он испачкает нам ковер.
Удивительно, какой воспитанной и аккуратной оказалась лошадь. Когда я вычистил ей копыта, она обошла стол и улеглась между креслом доктора и буфетом, при этом умудрилась не то что ничего не разбить, но даже ничего не задеть.
— Вы уж мне позвольте устроиться поближе к доктору, — сказала лошадь. — Я на старости стала плохо слышать.
Доктор Дулиттл очень обрадовался встрече со старой лошадью.
— Как ты поживаешь, старушка? — спросил он. — Вдоволь ли у тебя было овса и сена, пока я отсутствовал?
— Всего было вдоволь, спасибо, — ответила лошадь. — Но только я чувствовала себя очень одиноко. Мне не хватало вас и О’Скалли. Он ведь часто заходил ко мне в конюшню поохотиться на крыс и перекинуться со мной словечком. А одиночество, особенно в старости, — штука не очень приятная.
Доктор устроился поудобнее в кресле и только открыл было рот, как в окно снова постучали.
— Кого еще к нам принесло? — хрюкнул не на шутку рассердившийся поросенок.
Я раскрыл окошко, и в столовую впорхнули три птицы: Горлопан со своей женой, маленькой неунывающей воробьихой, и вожак ласточек Проворный.
— Наконец-то! — чирикнул воробей и сел прямо на стол. — Мы с моей воробьихой облетели все ваши окна и двери, пытались хоть как-то проникнуть в дом. Легче ворваться в Лондонский банк, чем к вам. Ну да ладно, раз уж мы снова все вместе… Я так рад, так рад! Только мы сели было с моей старушкой в наше гнездо в ухе святого Варфоломея — мы все еще там живем, — как вдруг слышим: голуби пристроились на голове святого Иакова и переговариваются. Я навострил ухо, и что же? Оказывается, они уже знают, что вы возвращаетесь! Говорю я тогда моей старушке: «Давай-ка слетаем в Паддлеби, проверим, правда ли это. Голуби — птицы особые, умом не отличаются, могли и что-нибудь напутать». «Конечно, ты прав», — ответила мне моя воробьиха. Она мне всегда так отвечает, потому что я всегда прав. И вот мы здесь. Должен вам сказать, что…
— Да замолчи же ты, балаболка, — одернула его Бу-Бу. — Мы не собираемся всю ночь слушать тебя. Только доктор начал нам рассказывать о своем путешествии, как тут тебя нелегкая принесла.
Горлопан с опаской взглянул на сову, склюнул со стола крошку хлеба и с полным клювом проворчал:
— Ладно уж тебе… Разве ты хозяйка в этом доме? Эй, Проворный, устраивайся, здесь теплее.
Отважная ласточка, не раз пересекавшая океан, скромно сидела в уголке возле свечи. В тот год Проворный прилетел в Европу раньше обычного, но теперь погода неожиданно испортилась. Когда он сел на стол, все увидели, что маленькая птичка дрожит от холода.
— Я рад видеть вас, доктор Дулиттл, — сказал Проворный. — Простите, мы не хотели вам мешать. Прошу вас, рассказывайте.
Глава 4. Новый зоопарк
В ту ночь доктор Джон Дулиттл долго, очень долго рассказывал своим друзьям историю путешествия. Хрюкки время от времени засыпал, а просыпаясь, злился сам на себя. «Да что же это я? — мысленно ругал он себя. — Как же это я задремал? Ведь я так пропущу самое интересное!»
Когда часы пробили два часа ночи, доктор велел всем идти спать, хотя он еще не добрался и до середины истории.
— Немедленно ложитесь спать! — сказал он и зевнул. — Завтра вечером я непременно расскажу вам, что приключилось с нами дальше.
Следующий день выдался для доктора очень трудным. Это был один из самых тяжелых рабочих дней, которые когда-либо выпадали на его долю. Хлопот было невпроворот. Все живое требовало от него внимания и помощи. С восхода солнца у дверей его кабинета уже ждали пациенты: белка со сломанным коготком, облысевший по непонятной причине кролик и лиса с больным, воспаленным глазом. А сад! Что стало с любимым садом доктора Дулиттла! Он был в таком плачевном состоянии, что доктор едва не расплакался, когда утром вышел на порог и в первых солнечных лучах увидел буйные сорняки и одичавшие деревья.