— Пенсию получаете? — спрашиваю я.
— Начисляют сколько-то. Я-то не помню до точности. У Андрея надо спросить, он все знает…
О пенсии ему говорить неинтересно, зато воспоминания имеют для него непреодолимую заманчивость. Он дрожит, как осиновый лист на ветру, не от холода, а от слабости, взглядывает на меня жалобными, просящими глазами: «Не уходи». Дома на его разговоры, должно быть, давно уж никто не обращает внимания, и он изнывает в стариковской словоохотливой тоске.
Ухожу от него и думаю, какая страшная и пока еще не излечимая болезнь — старость. Мало живет человек, Слишком рано приходит старость. Обидно рано. Вот Окоемов — ему всего семьдесят пять лет, а у него уже тяжелый артериосклероз, угасает воля к жизни. Разве не обидно, что какая-то ничтожная черепаха или крокодил живут до трехсот лет, а человек — властелин мира — в среднем не доживает до семидесяти. Мечников считал, что нормальная человеческая жизнь должна длиться не менее ста пятидесяти лет. Сто пятьдесят! Вот задача науки завтрашнего дня. Это значило бы подарить каждому человеку еще одну жизнь — умную, свежую старость. Не убогую старость Окоемова с трясущимися руками, убитым взглядом, смотрящую в прошлое, а старость, полную молодых мыслей, деятельную и полезную, — такую, какую прожили Толстой, Репин, Павлов…
И потом всякий раз, как я встречал Окоемова, снова приходили мне эти мысли.
…Туберкулезный больной Елагин ютится в небольшом, тесном домике, сплошь заставленном сундуками и старой потемневшей мебелью. Под низким потолком удушливо пахнет мылом и сырой известкой от только что побеленной плиты.
— Вам воздуха больше надо, свежего воздуха, — советую я.
— Где его возьмешь? — угрюмо возражает Елагин.
— Может быть, есть возможность переменить квартиру… Это ваш домик?
— Мой. А зачем менять? На троих-то воздуху хватает.
Из другой комнаты, из-за двери, завешанной пологом, слышится молодой женский голос:
— Спи, Ванюша, спи. Я тебе сказку скажу…
Есть в этом доме что-то гнетущее, надломленное…
…В избе Блиновых включено радио. Звучит «Болеро». Чисто. Прохладно. Большеглазый парень в шерстяных носках и рубашке навыпуск сидит на стуле, далеко просунув длинные ноги под низкий стол. Перед ним миска щей. Откладывает ложку, коротко представляется:
— Костя. А это сестра моя — Варя.
С табурета по-ученически, словно из-за парты, приподнялась русоволосая девушка и как-то ласково, будто для поцелуя, протянула обнаженную до плеча руку.
— С нами обедать…
Варя поражает своей русской крестьянской красотой. Синеглазая, с маленьким, тонким и ярким ртом, она очень привлекательна. Как будто догадываясь об этом, она опускает глаза.
Костя одобрительно говорит:
— Вы насчет чистоты? Это правильно.
В комнате просто, уютно. Над кроватью, заправленной по-армейски, висит портрет Миклухи-Маклая в коричневой рамке. Спрашиваю:
— Географией увлекаетесь?
— Мне бы не трактористом быть, — доверительно говорит Костя. — Страсть люблю о путешествиях читать. И сам хоть немного, а поездил. Служил на границе с Турцией. Северный Кавказ знаю. На Эльбрус поднимался, до Приюта Одиннадцати. Оттуда весь Кавказский хребет как на ладони. Мы с сестренкой мечтаем деньжат поднакопить и двинуть в туристический в Индию.
— В Индии нам, сибирякам, жарко будет, — вставляет сестра, не поднимая лица.
— Привыкнуть недолго. Старики рассказывают, что когда сюда приехали, то и летом стежеными одеялами укрывались. Холодно казалось… Или вокруг Европы тоже хорошо. Колизей увидим, норвежские шхеры, Пирей. Жалко, что вокруг света еще путевки не продают.
В глазах его мальчишеская увлеченность, страстность, нетерпение. Нравятся мне такие люди, которые с мечтой. Вернувшись домой, справляюсь у Леночки, кто такой Валетов. Она задумывается.
— Кто ж его знает? Приехал прошлой весной, построил зачем-то большой дом, а живет один.
— Странно.
— Пенсию, кажется, получает. Обходительный, здоровается. В общем, живет втихомолку.
ТРУДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
С Погрызовой я твердо решил быть выдержанным и терпеливым. Нам надо сработаться. Пробую на нее воздействовать — предельно тактично указываю на ее недостатки. У нее свой характер и самолюбие. С этим надо считаться. Не все же такие, как Леночка. Леночку мне жалко. Рассказывают, что властная свекровь тиранит ее, придирается к каждому пустяку, но Леночка все терпит.
Она очень исполнительная, безответная, неразговорчивая и всегда хочет спать. Когда нет больных и в кабинете становится тихо, она задремывает, сидя на табурете. Я иногда пробую отправить ее домой.